Ваш муж мертв

Похоже, они прекрасно обо всем осведомлены, хотя и предпочитают не раскрывать сразу все карты. Но в таком случае они должны знать все и о моем прошлом? Впрочем, мне неоднократно доводилось убеждаться в том, что в полиции не лучшим образом налажен обмен информацией, так что они вполне могли и не докопаться до моей подноготной. В нашей правоохранительной системе намного больше изъянов, чем люди себе представляют.

Я с трудом проглатываю вставший в горле ком.

– Да, это так.

Николь никогда не питала ко мне симпатии, хотя я не имела ни малейшего отношения к расставанию ее родителей. Они поженились очень молодыми и прожили вместе совсем немного. В раннем детстве Николь растила бабушка, чтобы ее мама смогла закончить образование. Дэвид стал интересоваться дочерью, лишь когда она подросла. Как бы то ни было, его очень взволновало известие о том, что у нас появится малыш.

Патрик…

Перед моими глазами встает детская коляска.

– Прошу прощения, я на минутку, – с трудом удается мне выдавить.

Не дожидаясь ответа, я ухожу в свою спальню и запираюсь в ванной. Там я достаю из глубины шкафчика пузырьки. Лаванда. И еще два ингредиента. Теперь уже лучше.

Затем я возвращаюсь в гостиную. Инспектор Вайн уже тоже там, и в руках у него белая коробка. Серебристая ленточка, которой она была перевязана, теперь развязана.

– Ваш свадебный альбом, я полагаю, – произносит он.

О, только не это.

Не дожидаясь моей реакции, он открывает первую страницу. Там – наше с Дэвидом фото, где он целует меня на ступеньках регистрационного офиса. Однако его лицо полностью закрашено черным фломастером. Так же, как и на всех других фотографиях.

– Ну и что? – говорю я, решив держать оборону. – Готова поспорить, что многие женщины делают то же самое со своими свадебными альбомами после развода.

– Почему бы просто не выбросить его?

Потому что тогда все это исчезнет навсегда. А я еще не готова к такому. Но в то же время я не готова и признать это, поэтому просто пожимаю плечами. В этот момент входит женщина-полицейский. В руках у нее маленький черный блокнот. У меня обрывается сердце, когда она открывает его и что-то показывает своему шефу. Его лицо мрачнеет.

Значит, ей все-таки пришло в голову заглянуть за радиатор (тот, что был выключен). А я-то думала, что это идеальный тайник.

– Виктория Гаудман, я задерживаю вас… вы имеете право… в суде. Все, что вы скажете…

Больше я ничего не слышу. Я чувствую запах жженой резины. Голова кружится. Мне нужно забраться под стол. Срочно.

Голоса то появляются, то исчезают.

– Что с ней такое?

– Она симулирует.

– Боюсь, нет, сэр.

– Держите ее, сержант.

Глава 16 Скарлет

– А ты нас точно не заложила? – спросила Дон, когда полицейские привезли ее обратно.

Скарлет приложила руку к груди.

– Да чтоб мне провалиться на этом месте!

Так принято было говорить у мамы в их «монастырской школе». Это было то немногое, что она рассказывала о своем детстве. Она не любила разговоров на эту тему, и особенно когда Скарлет спрашивала, почему у нее нет бабушки с дедушкой, как у других детей в классе. Поэтому она научилась не задавать лишних вопросов.

Но однажды Скарлет нашла в маминой сумке фотографию. На ней была маленькая девочка в красном платье в горошек, со светлыми волосами, собранными в задорный хвостик. С одной стороны от нее стоял улыбающийся мужчина, а с другой – женщина с золотистыми кудрями. Рядом с ними сидела черно-белая собака. На обратной стороне фотографии не было никакой надписи.

– Это ты? – спросила Скарлет.

– Да. – Мама ответила быстро и резко, как делала, когда хотела показать, будто что-то не имеет значения, хотя на самом деле это было не так.

– Какая милая собачка.

Голос мамы смягчился:

– Его звали Чарли. Мы везде ходили с ним вместе.

– А кто эти люди?

– Никто.

Голос ее опять стал быстрым и резким.

– Но как человек может быть никем?

– Они не имеют никакого отношения к нам с тобой. Ясно? В общем, это все не важно. Забудь.

Если это было не важно, то почему мама носила фотографию повсюду с собой в своей красной бархатной сумочке? Однако Скарлет не произнесла ничего этого вслух, ведь она была хорошей девочкой. Она всегда очень старалась.

После визита к маме в тюрьму Скарлет тоже была очень молчалива. Ей совсем не хотелось разговаривать, когда они ехали на машине обратно в дом Уолтерсов. Так что Камилла Рваная Стрижка все время говорила сама:

– Не трави себе душу из-за мамы. Да, ей сейчас нелегко, она скучает по тебе. И я понимаю, что тебе тоже нелегко. Но Уолтерсы хорошие люди. Они позаботятся о тебе.

Это неправда – едва не вырвалось у Скарлет. Она чуть не рассказала соцработнице о двух холодильниках, ругани и о том, что их выгоняли из дома рано утром, потому что миссис Уолтерс не терпелось от них избавиться. Однако она предпочла промолчать – ведь все могло сделаться еще хуже.

– Но запомни: отныне и впредь ты ни в коем случае не должна совершать ничего противозаконного, – продолжала Камилла. – Хотя тебе еще и нет десяти, но к тебе все равно могут применить определенные меры воздействия. Например, «детский комендантский час». Знаешь, что это такое?