Ваш муж мертв

Значит, что-то серьезное. Спрашивать о совершенном преступлении было не принято, но этот вопрос повис в воздухе.

– Я убила того урода.

– Кого?

Девушка опустила глаза.

– Моего дядю. Он сказал, что моя мама опозорила нашу семью, связавшись с тем мужчиной, с которым не должна была связываться. За это он перерезал ей горло.

Она произнесла это таким будничным тоном, что я с трудом могла поверить своим ушам.

– Какой ужас.

Девушка опять пожала плечами:

– Поэтому я его убила. Такие уроды не должны жить.

Возможно. Но, как бы то ни было, нельзя брать правосудие в свои руки, иначе в мире воцарится еще бо́льшая анархия, чем теперь.

– Вас могут выпустить досрочно, за хорошее поведение.

В ответ раздалось фырканье.

– У меня уже были тут нарушения дисциплины.

Джимми оставил в покое мои пуговицы и теперь играл ключами.

– Я была беременна, когда оказалась здесь. Если бы не мой ребенок, не знаю, как бы я тут держалась. И вот теперь они собираются забрать его у меня.

Слезы потекли по ее лицу. Почувствовав состояние своей матери, Джимми тоже заплакал.

– Когда? – тихо спросила я.

– В следующем месяце.

Девушка подалась ко мне и стиснула мои руки.

– Вы же здесь большая шишка, правда? Сделайте что-нибудь. Пожалуйста. И ведь вы ему так понравились!

Ребенок смотрел на меня своими полными слез глазами. Какие темные длинные ресницы!

– Я подумаю, что можно сделать, – сказала я, передавая малыша обратно матери. – Но я не в силах изменить правила. У вас есть кто-нибудь, кто мог бы дать вам юридическую консультацию?

– Только другие наши девушки. Но у всех у них та же самая ситуация. Мы тут как будто забытый остров. Так некоторые из нас называют наш «блок матери и ребенка».

– Я сделаю все, что в моих силах, – натянуто произнесла я, стараясь скрыть переполнявшие меня чувства.

Лишь добравшись до служебного туалета и заперев за собой дверь, я позволила себе заплакать. Мама. В детстве мне тоже пришлось пережить расставание с мамой, когда она попала в больницу, а потом – ее смерть. Но я знала тогда, что должна держаться, ради своего отца. Поэтому я очень хорошо понимала, через что вынуждены были проходить эти мамы со своими малышами. Если бы я смогла помочь хоть одной из них, это было бы уже что-то.

Однако когда я обратилась по этому вопросу к руководству, мне ответили, что в данном случае ничего поделать нельзя. Долгосрочная опека – это лучшее, что можно было предложить, но и усыновление нельзя исключать. Все зависело от конкретных кандидатов и решения комиссии. В любом случае действовать нужно, прежде всего, «в интересах ребенка».

Я решила лично сообщить обо всем Сэм. Это было единственное, что я могла для нее сделать. Однако, зайдя к ним в блок, я не застала Сэм, потому что она была на прогулке с Джимми.

Тем временем приходилось решать и другие дела, обрушившиеся на меня на новой должности. Одну заключенную, пойманную за использованием мобильного телефона, нужно было в срочном порядке перевести в другую тюрьму. Другая женщина объявила голодовку из-за того, что, по ее словам, ей не разрешили поехать на похороны матери. Это показалось мне крайне несправедливым, но потом Джеки, одна из старших надзирателей, очень помогавшая мне в первые дни после моего прибытия, рассказала, что на самом деле мать этой женщины умерла пять лет назад, а на сей раз были похороны какой-то внучатой племянницы.

– Заключенные любят похороны, потому что получают возможность выйти хотя бы на день, – объяснила мне Джеки. – Но вы молодец, что не идете у них на поводу. Знаете, что о вас тут говорят? Что у вас есть и сиськи, и яйца.

– Надеюсь, это комплимент, – сказала я, усмехнувшись.

Она по-дружески прикоснулась к моей руке.

– Разумеется. Кстати, у нас тут наметился турнир по сквошу^[10] в новом спортзале. Не хотите присоединиться?

Замечательно. Это было именно то, что нужно. Ничто так не помогало снять груз от нашей работы, как физическая активность. После спортзала мы с Джеки иногда пили вместе кофе. Моя новая подруга оказалась серьезной и ответственной, как и я, но в то же время с ней было весело. К тому же она умела за себя постоять. «Отвали, – отшивала она очередного подкатывавшего к ней женатого надзирателя. – А то расскажу все твоей жене в следующей раз на вечеринке».

На самом деле я удивлялась, почему она никого себе не нашла. Джеки – «Блондиночка», как ее называли некоторые надзиратели, – была из тех женщин, которые остаются красивыми даже тогда, когда им приходится собирать волосы в хвост на работе. Как подруга она стала для меня глотком свежего воздуха. Яркая. Умная. Со своеобразным чувством юмора. Однажды Джеки поведала мне, что в той тюрьме, где работала прежде, она рассталась со своим женихом, тоже надзирателем. Он настоял на том, чтобы она оставила кольцо себе, и Джеки, продав его, отправилась одна в Таиланд, чтобы развеяться после расставания.