Ваш о. Александр

Но неужели все люди проходят через такое? Через такое испытание свободой, временем? Или это уготовлено для таких легкомысленных дамочек, которые считали, что они — само совершенство? Боль учит меня жизни. Ведь стыдно сказать, я думала, что верить в Бога, конечно, неплохо, но не для меня, а для других — не таких хороших, как я. Например, для Яши, у него натура плохая, ему нужно ее «исправлять». Для меня все было элементом «морального ученья». Я все подхихикивала над Яшей и над другими «чудаками»… Вот и дохохоталась до… захлебывания собой. Опять же — дальше ехать некуда! Дураков свобода учит. И оголяет все человеческие слабости. И это неправда, что здесь люди более прагматичные, чем там; люди‑то, оказывается, везде такие же. (Америку открыла, глядя на глобус.) Узнаю брата Васю. Просто меняется спектр ценностей… Я еще точно не знаю, как об этом сказать, но чувствую, что умные тут умнеют, а дураки глупеют. Все усиливается. И если там мы зацикливались на «внешних обстоятельствах», то тут мы «зацикливаемся на себя»…

Вот тут только что… Яше позвонил из Нью–Йорка его друг, который приехал из Парижа. Яша ему всю плешь переел, чтобы он захватил оттуда две Яшины картины или прислал бы почтой. Тот обещал, обещал. Сейчас приехал, и Яша его спрашивает о судьбе своих картин. «А мне и в голову не пришло. Да я и позабыл совсем…», — отвечает тот. Это друг едет в Нью–Йорк… Начисто забывает о другом человеке, о своем друге. Если бы ехал из Москвы в Ленинград, захватил бы картинки, сам бы позвонил сто раз, чего привезти из Москвы? А тут… ошалевают… Я вот тоже чуть не ошалела.

И как уберечься от душевной черствости? И как сохранить в себе что‑то человеческое! И даже тут, в Америке, отдаленно хотя бы напоминать человекообразное существо. А что было с другими Яшиными дружками? Звонят, пишут «с дороги»: мол помоги, Яша, а потом «спасибо» забывают сказать. Разве мо–гут быть люди счастливыми, если они не благодарят за хорошее, считая, что им так и полагается. Писать о многом стыдно, позорить людей, сам человек перед собой пусть отвечает. Но были и приятные неожиданности: малознакомый Яше Миша Шемякин[22] прислал нам денег, когда нас в Риме обокрали. И я буду всегда это помнить. Эту капельку Добра. Иосиф Бродский[23] хлопотал за нас, когда Толстовский фонд внезапно снял нас с помощи (когда графья позавидовали, что Яша устроился в Принстон), звонил своим поклонникам и тоже предлагал денег. Наш друг фотограф Лева Поляков[24] тоже принимал живое участие в нашей судьбе. Встретил нас в Нью–Йорке в длинной–предлинной машине.

(Здесь я пропускаю некоторые гадости про живущих людей.)

Вот как бывает, даже квант славы человека из колеи выбивает.

Потому что не понимаем главного, что «единая человеческая Душа дороже всей Вселенной». Как Вы догадываетесь, это я не сама придумала, но теперь‑то я капельку начинаю понимать, что в этом есть Смысл. Да еще какой!

И вообще я каждый день теперь что‑то новое открываю. Велосипед.

И книги‑то по–другому читаются. Вы спрашиваете: что читаю? Я все с самого начала начала, с курочки Рябы. Спохватилась. Образовываюсь. То, чему учили, стараюсь забыть, все гвозди из головы хочу вынуть, чтоб освободиться от вбитых ходячих и неходячих истин.

Недавно Николая Васильевича Гоголя прочитала. Ничего был писатель. Умел писать так оригинально и так красиво! Я только не пойму, почему он про Израиль ничего не написал? Ведь он был на Святой Земле.

Слышала я, что Пушкин тоже ничего не сочинял. Вот сын будет читать, и я с ним. Я сейчас во втором классе.

Бердяев так хорошо пишет. Сейчас читаю и наслаждаюсь. Хорошая тогда компания на пароходе уехала. Как все развернулись. Многое Яша мне растолковывает. Почему Яша выбрал для себя художества? Яше нужно писать философско–критические статьи, всем было бы интересно. Он уже одну написал, но это скорее психологическая инструкция: может быть, Вы о ней слышали?[25]

Преодолев первые азы, я сама уже собралась сочинять по последней моде: сам ничего не знаю — других учу. Или, может, капельку подождать? Много ведь еще неизвестного‑то. Непочатый край.

Школьное образование тут странное. Там в одном противность, тут в другом. Дома тут ничего не делают, и в школе как в доме отдыха. Вчера, например, Илюшин класс, жеребцы 13–14 лет, пошли на экскурсию в… зоопарк. Не в музей, не на завод, просто… в зоо–парк. Это у них «по науке». В школе всего три предмета — язык, математика и наука. Что изучают по «науке»? Как зубы чистить, как за волосами ухаживать, что лучше есть, от чего не толстеют и т. д. По «математике» — как лучше составить налоговый отчет, что вычитается и что остается, и что будет, если 4x2? По «языку» — как написать деловое письмо. Все остальное время — физкультура. Нашего Илюшу на «доску почета» повесили: он знает, где Ленинград.

Тут теперь новая система образования: никого не травмировать, никого не заставлять насильно что‑либо изучать, каждый сам себе выбирает, чем ему заниматься. Все хорошо учатся, каждый на своей доске почета, а науки изучай дома.