Есть в Хьюстоне и приличная частная школа, куда дети отбираются не только деньгами, но и способностями, мы, конечно, очень хотим, чтобы наши туда пробрались. Илюша в этом году туда экзамен не сдал, а Данила хоть и сдал все на сверхпятерки, но еще стоит в очереди. Он маленький и не позабыл, чему мы его учили, и к тому же большой хват, никакие вопросы добра и зла его не волнуют, а только собственная выгода. А вот Илюша, действительно, нуждается в хорошей школе. В этой‑то пропрохлаждается и совсем все позабудет и ни в какой приличный университет не поступит. Теперь Яше прибавилось работы — детей обучать, просвещать, Илюшу подготовить к экзаменам, чтобы хоть на следующий год он смог попасть в эту приличную школу. А мне надо заканчивать свое письмо, сказать Вам слова глубокой благодарности — СПАСИБО — и попрощаться до следующей встречи.
Тут в воскресенье были в той маленькой церкви среди небоскребов, Яша теперь нас туда водит. И знаете, кого там встретили — отца Антония, который техасец, живет в монастыре в Финляндии в новом Валааме и знает отца Марка. На краю света происходит такая встреча. И кажется, я впервые в жизни позавидовала не славе и не богатству, а душевному свету, который он излучал. Он в сентябре едет учиться в Ленинградскую семинарию или правильно сказать — академию. А «наш» священник — бывший кармелитский монах. Мне так кажется, что он влюбился, и потому оставил монастырь и перешел в православие. Мне об этом никто не говорил, но почему‑то я так решила, глядя на его счастливую семейную жизнь. У него шесть человек детей, и жену свою он просто обожает. Он нам нравится. И маленькая–маленькая церковь тоже. Там два человека, но ведь дело не в толпе, а в том, что эти люди по правде верят. И это меня тоже удивляет. И это вообще меня удивляет: неужели все другие верят в то же самое и так же, как я? Так и хочется «возвыситься» над другими. Соблазнов много. И как удержаться?
27–4 [1979]
Так интересно было читать все, что Вы пишете, и так ясно представляешь себе тот непривычный нам мир, где Вы живете. Какой, однако, был большой смысл для Вас попасть в него. Многое оказалось рельефней и переоценилось.
А о «времени» я еще раз напомню Вам слова из Библии, что «времени уже не будет». Значит, эта страшная необратимая сила действует лишь в падшем мире, как одна из его характеристик. Любой же прорыв в любви, в творчестве, в красоте и мистике есть победа над временем. Если не иметь этого прорыва, то роковым образом оказываешься во власти умирания и распада. Это и произошло с Вами. Время — поток, уносящий нас, как водопад. Но если взять другое направление, то жизнь станет путешествием вверх, восхождением, а не спуском. Я много видел людей, которые, идя вниз (годами), набирали сил, мудрости и света. Богатели, не нищали. В этом вся суть…
Вы спрашиваете, всем ли людям надо прийти к кризису, чтобы понять такое? Наверное, если не всем, то многим. Кьеркегор даже строил на этом свое учение о пути к Богу только через отчаяние и «пограничные ситуации». Впрочем, иногда этого можно миновать. Если рано узнать, что почем. Тогда можно спускаться в пропасть на веревке, зная, что ты прочно закреплен наверху. Спускаться, чтобы понять других и испытать все…
Вот Вы пишете об ощущении себя «хорошей». А настоящая жизнь начинается с того момента, когда узнаешь о себе правду. Об этом, если Вы уже читаете по–английски, посмотрите К. Барта «Послание к Римлянам» (впрочем, трудновато, наверное, и книга немного экстремистская).
Относительно метаморфоз в отношениях, то это мне напоминает эпизод из Маугли, когда во время засухи все звери, хищные и травоядные, мирно пили вместе, а потом, с начала сезона дождей, снова начали охотиться и убегать. (Или другой пример: площадка молодняка — и потом.) А велосипедов открывать не бойтесь. Это ведь Ваш велосипед.
Гоголь — это особая статья. Его часто не понимают. А на Востоке у него, бедняги, была депрессия (он был циклотимик), и он ничего не увидел и не почувствовал. Пушкин понят еще меньше. Это — свет. Даже печаль у него светла. И недаром он прошел путь от вольтерьянства к «Отцам пустынникам» и «Страннику».
Что касается Николая Александровича — то я очень рад, что он Вам пришелся по душе. Это мыслитель 21 века, случайно забредший в наш. Правда, он очень изолирован от всех. Это портит дело. Но такая изоляция — беда, связанная с его «преждевременностью». Многие западные открывают сейчас то, что он давно открыл.
В связи с Вашим интересным рассказом о школах я вспомнил некоего Ильича. Он в Лат. Америке сейчас. Очень шумел. Снял сан «в знак протеста». Говорит, что учат чепухе, нужны не образованные школьники, а практичные люди. (Это опыт в Латинской Америке.) Вопрос это трудный. Найти меру не так просто. Видимо, в Америке увлечены сейчас идеями его и ему подобных. Загиб пройдет, но не без пользы. Ведь, действительно, иногда лишнему учат.