Ваша честь [litres]

Из большого зала раздались аплодисменты. Их звук заинтересовал донью Гайетану, и она устремилась туда, как муха на мед, тут же забыв о доне Рафеле и об адских муках, раздиравших его душу. Заслышав аплодисменты, дамы, сплетничавшие неподалеку, тоже поднялись со своих мест. Увидев, что зал, в котором он находился, опустел, дон Рафель сел в кресло. Ему хотелось несколько минут подумать, чтобы навести хоть какой-то порядок в царившей у него внутри неразберихе. При условии, что это возможно. При условии, что существует выход из создавшегося положения. Если играть умеючи, с пересмотром дела мадам де Флор можно разобраться. Впрочем, ему было известно, что адвокат Террадельес слишком тертый калач, чтобы сидеть сложа руки, когда дела идут не так, как ему хочется. Однако важно было найти способ выиграть время. А тут еще и дон Херонимо. До окончания срока, данного ему этим флибустьером, оставалось всего несколько часов. Если бы у дона Рафеля сложились добрые отношения с губернатором… может быть, ему и удалось бы его остановить. Но как же губернатор? А может, все же попытаться переговорить с доном Пере?

Он был настолько погружен в эти размышления, что вскочил от испуга, когда увидел, что ему кто-то улыбается. Дон Херонимо Мануэль Каскаль де лос Росалес-и-Кортес де Сетубал с улыбкой расселся прямо перед ним.

– Дон Рафель… – заявил он. – Хотелось бы вам напомнить, что у нас с вами имеются общие интересы. – (Верховный судья презрительно покосился на суперинтенданта и ничего не ответил.) – И что срок истекает завтра во второй половине дня. Вы уже заняты порученными вам финансовыми операциями?

Дон Рафель по-прежнему не произносил ни звука. Будучи в положении загнанного зверя, скалить зубы было бы смешно. Однако оставалась возможность полебезить.

– Я… я всю жизнь был бы вам благодарен за проявление великодушия.

– Об этом и речи быть не может, – отрезал полицмейстер. – Вам ясно сказано, я хочу получить все и сразу.

Дон Херонимо встал и вежливо раскланялся, чтобы не оставлять сомнений в том, что пощады не будет. Дон Рафель не стал утруждаться тем, чтобы демонстрировать приличные манеры, и так и остался сидеть, как будто присутствие этой пиявки было ему безразлично.

Ровно в одиннадцать начинался бал. Скромный, но в достаточной степени шумный оркестр уже расположился в одном из углов большого зала. Кучка дам, среди которых была и донья Марианна, уселись в противоположном от оркестра углу с тем, чтобы продолжать разговор в минимально приемлемых условиях. Понемногу, словно манимые неодолимым притяжением, все люди, разошедшиеся по семи или восьми залам дворца, открытым для гостей, начали собираться в большом зале, потому что никто не хотел пропустить этот бал, который должен был им запомниться надолго. За исключением дона Рафеля, который все сидел в том же кресле, где к нему подступил с ножом к горлу дон Херонимо. Дона Рафеля словно охватила какая-то беспомощность, вызванная тем, что перед ним, без всякого сомнения, роковым образом захлопывались все двери. Все до единой.

Но так уж было предначертано, что в тот вечер никто не собирался проявлять ни малейшего участия к его горю. Пытаясь укрыться от грохочущего оркестра, заводившего первые такты в большом зале, дон Рафель направился вглубь дворца в поисках уединения. Не успев войти в очень уютную и тускло освещенную гостиную, он лицом к лицу столкнулся с доном Антони Террадельесом. Его сопровождал молчаливый и угрюмый нотариус, с которым дон Рафель уже имел удовольствие познакомиться, и юный музыкант-лейтенант, который был также вхож к губернатору. И словно они уже давно его поджидали, Террадельес немедленно выкатил вперед всю артиллерию:

– Нам известно, почему вы велели казнить Андреу Перрамона.

– Я никого не велел казнить, – парировал он. – Ему просто-напросто был вынесен приговор. А губернатор отклонил прошение о помиловании.

– Я знаю, почему вы велели его казнить. – Доводы дона Рафеля не произвели на адвоката ни малейшего впечатления. – И уверяю вас, мы наделаем много шума.

– Это что же, угроза? – Дон Рафель еле нашел в себе силы улыбнуться. – Но ведь мне скрывать нечего, к тому же я в любой момент готов выслушать, чего вы хотите от меня добиться, чтобы уже перестать меня преследовать.

Не давая времени нотариусу, с готовностью поднявшему голову, вступить в переговоры, Террадельес сухо отрубил:

– Мы в торги не вступаем, ваша честь.

Оба они ретировались, и дон Рафель, проглотив новое унижение, остался наедине с Нандо Сортсом, который до этого момента хранил молчание.

– А вам-то чего еще нужно? – нетерпеливо бросил дон Рафель. – Вы же знаете, что дело будет пересмотрено.

Сортс-младший подождал, пока адвокат с нотариусом не выйдут из гостиной, и тогда ринулся в атаку:

– Вы убийца. Вы виновны в смерти моего лучшего друга. Теперь у меня есть доказательства.

– Я же вам сказал, что… Послушайте, – нашелся дон Рафель, – я никому не обязан давать объяснения в отношении тех или иных своих решений, принятых в рамках суда.

– Отлично. Но вы еще не знаете, чего я от вас хочу.

– Не знаю и знать не желаю.