Ваша честь

Стоп, подумала я и даже потерла рукой глаза и лоб. На минуточку — стоп. У меня, похоже, кончились варианты и воспоминания хоть каких-то подробностей отборов царских невест, но зато у меня был гнев матери Йоланды — и этот гнев можно было считать за факт. Она так обозлилась на строптивую дочь, что надавала ей пощечин и потребовала вести себя в кои-то веки прилично, и если правда то, что я помню, а медики непременно должны осматривать всех невест, то у меня есть отличный шанс сойти с дистанции, не дожидаясь, пока меня решат устранить. Наверняка не самыми приятными методами.

Итак, если первый этап — это оценка — господи, как коровы на рынке! — невесты медиками и кем-то еще, то меня могут отправить домой из-за кривой ноги. Стоит на это надеяться? Наверное, нет, потому что рожать наследников кривая нога еще никому не мешала. В России, тогда еще на Руси, обращали внимание на плодовитость женщин в семьях невест, но тут это может не считаться за плюс. Первый этап по моему состоянию я могу и пройти, почему бы и нет. Я опять покосилась на служанку, которая торчала задом из сундука, не ворует она оттуда что-нибудь, интересно? Она не хотела такой участи прежней своей госпоже, но и мне она тоже ее не желает. Поверим. Поверим и сделаем так, чтобы доктора определенно посчитали меня... недостойной его высочества.

Моя мать — мать Йоланды — не знала собственную дочь, которую вышвырнула как некондиционный товар в сельскую глушь. За это спасибо. И, судя по всему, здесь нет никого, кто мог бы заинтересоваться странностями в ранее абсолютно адекватном поведении Йоланды. Столько лет я наблюдала, как подсудимые корчат из себя душевнобольных, что должна была чему-нибудь научиться. У меня преимущество — здесь точно не умеют диагностировать заболевания психики так, как там, где я жила раньше.

Но я не успела выработать стратегию поведения, поняла только, что мой истерический смех вызвал тогда правильную, нужную мне реакцию у матери Йоланды. Пусть даже я получу еще несколько оплеух, если такова цена двадцати лет жизни. Рискну, понадеявшись на то, что в худшем случае меня отправят на церковное покаяние, потому что, если судить по истории, сумасшедшие дома должны появиться намного позже.

Я услышала в коридоре шаги, приглушенные голоса, а потом отворилась дверь и на пороге возникла графиня. За ее спиной маячили двое мужчин, и я насторожилась.

— Пошла вон, — коротко бросила мать Йоланды служанке, и та подчинилась, успев бросить на меня озабоченный взгляд. — Осмотрите ее, — обратилась она теперь уже к одному из мужчин — высокому, похожему на половинку ободранного козла, и тот с готовностью затряс головой.

Бородка у мужика тоже была козлиной. В коридоре появился третий мужик, по виду сущий бандит, но лишь по виду. Кому как не мне было знать, что самые большие сроки получают те люди, на которых никто никогда бы и не подумал, и что бежать без оглядки стоит от незнакомца, которому хочется отдать все, что у тебя есть — и руку, и сердце, и банковский счет, а бывает, что крайне добропорядочный, уважаемый, обласканный академиями разных стран гражданин интересуется не счетами, а именно что руками. И прячет их в двух шагах от районного управления внутренних дел в темной воде закованной в камень речки.

Графиня закрыла дверь, и я осталась один на один с — докторами? Кого еще могли прислать для осмотра? Вероятно, это люди от короля, подумала я и спросила себя: а что будет, если они найдут меня немного не первой свежести?

Одеты доктора были — конечно! Здесь явно не в почете были яркие тона! — в темное. Короткие штаны до колен и что-то вроде стеганых курток, из-под которой у козлообразного выглядывал белый воротник. У других и того не было. хотя нет — было, но тоже темное. У них тут траур?

Я встретилась взглядом с козлообразным мужиком. Его помощник, совсем еще молодой парень, поставил на пол деревянный сундук наподобие тех, какими во времена моей юности обзаводились сантехники. Я не хотела даже гадать, какие там у них инструменты, но, пока доктор смотрел на меня, я демонстративно стащила с пальца один из перстней и показала ему.

Это было неплохое решение. Доктор стал странно задумчив. Должно быть, перстень немало стоил, и я поспешила закрепить впечатление.

— Я дам вам этот перстень, если вы скажете при дворе, что я уже недевственна, — заявила я, и доктор опешил так, что затряс бородой точь -в-точь как козел. Идеальное сходство.

— Ме-ме, — неуверенно начал он, и я даже глаза прикрыла, чтобы иллюзия была абсолютной. — Ме-ме... меня прислала ее сиятельство, ваше сиятельство, как вы себя чувствуете?

Я надела перстень обратно на палец.

— Ужасно, — призналась я. Отчего-то мне стало весело, хотя я и предположила, что это первый предвестник серьезного срыва. — Меня бросает то в жар, то в холод, иногда я не могу подняться с постели, сплю урывками, просыпаюсь и долго потом не могу заснуть, я не могу есть, не хочу пить, — вранье, я уже давно хочу пить, — меня раздражают звуки.

Этого мало, с досадой подумала я. Но, кажется, доктора и без того смутила моя откровенность.