Ваше благородие товарищ атаман

Саша стремительно ворвался в небольшую квартирку и, казалось, всю её заполнил собой. Он в волнении ходил туда-сюда по комнате и увлечённо говорил. Нина, постояв у двери немного и поняв, что нужно оставить мужчин, тихонько вышла за дверь.

– Ну что, Яков Александрович, Антон Иванович со мной согласился. Ну, конечно, и мнение Врангеля с Сидориным сыграло свою роль. А так все остались при своих козырях – Врангель с Эрдели идут на Астрахань, после взятия которой будут двигаться на восток на соединение с уральскими казаками. Донские казачки на Москву не очень охотно пошли бы, а вот своим братьям-казакам запросто захотят помочь. Сверхзадача – ликвидировать восточный выступ точно так же, как и на юго-западе. То есть если мы возьмём Киев, то левое крыло Южного фронта выравняется. Хорошо бы то же самое сделать и на юго-востоке.

– Александр, да не мельтеши ты по комнате, присядь… – Слащёв показал рукой на стул.

Саша снял, наконец, свою щёгольскую офицерскую фуражку и уселся на стул, заложив ногу на ногу. Он преобразился – новенькая офицерская форма сидела на нём как влитая. На ней были красные погоны прапорщика Дроздовского полка. Красной была и тулья его фуражки. А ещё на правой стороне груди у Александра серебрился новенький аксельбант.

– Ты теперь числишься адъютантом Деникина? – Слащёв кивнул на его форму.

– В том-то и дело, что только числюсь. Сами понимаете, Яков Александрович, кто меня будет нормально воспринимать как советника или штабного офицера? Да и чин прапорщика мне присвоили только потому, что у генерала не может быть адъютантом вольноопределяющийся или нижний чин.

Слащёв рассмеялся.

– Курица – не птица, прапорщик – не офицер! И хватит мне выкать, Сашка, тебе сколько уже стукнуло?

Саша смутился.

– Ну, в ноябре семнадцать будет.

– Ну, вот, мне тридцать четыре всего, то есть я на семнадцать лет тебя только старше.

Юрьевский улыбнулся:

– Ну, не скажу, что это много, и всё же разница ощутима. Хотя вы, Яков Александрович, выглядите довольно молодо.

Слащёв поморщился:

– Так, господин прапорщик, приказываю не выкать!

Саша вскочил и шутливо щёлкнул каблуками.

– Слушаюсь, господин генерал-майор.

– Вот так. Присаживайся и дальше рассказывай.

Саша снова присел на стул и продолжил рассказ:

– В общем, я к тебе, Яков Александрович, почему спешил. План военной кампании на лето Деникиным утверждён. Пока генерал Май-Маевский не возьмёт Киев, смысла идти на Москву нет никакого. Ну и с Кавказской армией дело не закончено – даже если возьмут в августе Астрахань, то там ещё до Гурьева месяц боёв как минимум. А то и больше. И растягивать фронт нам ну никак нельзя, вы понимаете…

Слащёв сердито посмотрел на Сашу. Тот сконфузился, сбился и тут же поправился:

– Прости, Яков Александрович, ты понимаешь. И что у Вооружённых Сил Юга России с личным составом сейчас огромные проблемы – тоже ведь понятно. Поэтому как раз вовремя и подоспел план действий нашей армии в тылу. Антоном Ивановичем Деникиным была утверждена «Записка о программных действиях Добровольческой армии», в которой провозглашается задача объединения всех областей России, а государства, возникшие на её территории, разделены на не признавшие Брестский мир, то есть союзники в борьбе с большевиками, и признавшие Брестский мир, то есть враги. Я к этому позже вернусь, когда будем говорить о Махно.

На освобождённых территориях пока что главной властью остаётся военная администрация – в городах её возглавляет градоначальник, а в сёлах и посёлках – начальник военной комендатуры. Пока, я думаю, этого достаточно. Чиновники городских управ тоже работают, но у них задачи по управлению предприятиями и городом. Важно, что разработана земельная реформа, в основу которой положено укрепление мелких и средних хозяйств за счёт казённых и помещичьих земель. Потому что, во-первых, нам не удалось полностью воспрепятствовать стихийному самозахвату помещичьих земель, а во-вторых, таким образом мы выбиваем из-под большевиков главный их аргумент: землю – крестьянам. Мы тоже даём землю крестьянам, и теперь они будут сражаться хоть с красными, хоть с самим чёртом за свою – да-да, уже за свою – землю.

Слащёв расхохотался:

– Ты, Сашка, явно в школе иезуитов учился, право слово! Эдак всё повернул! Я Антону Ивановичу то же самое говорил, только слов нужных не нашёл, чтобы его убедить! А ты вот нашёл! Поздравляю!

Саша улыбнулся: