Вашингтон

Восемнадцатого июня 1798 года Конгресс принял «закон о натурализации», по которому американское гражданство предоставлялось иностранцам, прожившим в США не менее четырнадцати лет вместо пяти, требовавшихся ранее. Через неделю последовал «закон о чужестранцах», дающий президенту право в мирное время депортировать иностранцев, «представляющих опасность для покоя и безопасности США». 6 июля был принят «закон о подданных враждебного государства», позволявший в военное время арестовывать, сажать в тюрьму и депортировать любых граждан вражеской державы, проживающих в США. Наконец, 14 июля Конгресс принял «закон о подстрекательстве», согласно которому публикация лживой, возмутительной и злонамеренной информации считалась преступлением и каралась штрафом и тюремным заключением. Начались аресты журналистов-республиканцев, закрывались газеты. В 1798–1799 годах законодательные собрания Кентукки и Виргинии приняли резолюции (их авторами были соответственно Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон), провозглашающие право штатов аннулировать «закон о чужестранцах» и «закон о подстрекательстве» как противоречащие Конституции.

Между тем президент Адамс официально назначил Вашингтона главнокомандующим новой армией в чине генерал-лейтенанта; сенат утвердил назначение единогласно. Сам он узнал эту новость из газет и чуть не лишился дара речи. 11 июля военный министр Джеймс Мак Генри привез в Маунт-Вернон патент главнокомандующего; они с Вашингтоном проговорили три дня, обсуждая тактику ближайших действий. Адамс на дух не переносил Гамильтона и вряд ли согласился бы, чтобы тот стал заместителем главнокомандующего. Но Вашингтон был непреклонен: генерал-майорами должны быть Гамильтон, Чарлз Котсуорт Пинкни и Генри Нокс, причем именно в таком порядке.

Адамс хотя и признавал себя невеждой в военных делах, тут же составил собственный список. Пикеринг вежливо, но твердо отвел все три названные им кандидатуры: Даниель Морган одной ногой в могиле, Горацио Гейтс — «старая баба», Бенджамин Линкольн «спит на ходу». Но о Гамильтоне президент и слышать не хотел: взялся неизвестно откуда, учился непонятно где, выбился из грязи в князи, а уж его моральный облик, доложу я вам… 18 июля он представил сенату список Вашингтона в надежде, что сенаторы изменят порядок старшинства.

Упреждая события, Вашингтон написал письмо Ноксу, объясняя, почему поставил полковника Гамильтона и бригадира Пинкни выше генерал-майора Нокса. Времена сейчас другие, воевать придется иначе, и он не может ставить дружеские связи выше соображений военного порядка. К тому же Гамильтону нужно кормить большую семью: шутка ли — шестеро детей…

Момент был выбран не самый удачный: когда Нокс получил это письмо, он переживал очередной финансовый кризис, к тому же недавно умер девятый из его двенадцати детей. Он вскрыл письмо, дрожа от нетерпения, — и был сражен его содержанием. Ему, отцу американской артиллерии, предпочли каких-то мальчишек! И кто! Человек, к которому он питал самые искренние дружеские чувства! К тому же его мнением никто не поинтересовался. Какое унижение!

В это время в Маунт-Верноне гостили Джон Маршалл и Бушрод Вашингтон. Хозяин всячески побуждал их баллотироваться в Конгресс от Виргинии: нужно потеснить республиканцев, а главное — не пустить их в новую армию, иначе они будут разлагать ее подрывными речами. Бушрод, бледный юноша с задумчивым взором, не мог противиться напору дяди и согласился выставить свою кандидатуру, Маршалл же наотрез отказался. Понимая, что Вашингтон от него не отстанет, он решил сбежать. Лишь забрезжил рассвет, он крадучись спустился по лестнице и через внутренний дворик направился к конюшне. Путь ему преградила высокая фигура хозяина: хитрость не удалась. Отчитывая Маршалла за нежелание пожертвовать своим покоем ради службы родине, Вашингтон привел в пример себя. Возразить на это было нечего, и Маршалл уступил.

А тут еще Вашик выкинул номер: окончательно забросив учебу (дед перевел его из Принстона в колледж Святого Джона в Аннаполисе, но вынужден был забрать и оттуда), он решил… жениться! Ну уж дудки! Вашингтон записал его в кавалерию: не хочет учиться — пусть послужит.

Посреди всех этих переживаний он снова заболел. 18 августа его начала бить лихорадка, бросало то в жар, то в пот. За несколько дней он похудел на 20 фунтов и так ослаб, что даже не мог держать в руке перо.