Василевс

Он много, очень много занимался в жизни философией, и теперь она не давала ему впасть в животное состояние страха, ужаса перед исчезновением…

Так прошло полгода, затем завершился год, как он оказался в застенке. Он же, всё так же беседуя сам с собой, записывал свои мысли на восковых табличках, складывал их стопками на столе.

Наконец там, на свободе, что-то произошло, поскольку в его камере появился референдарий короля и стал допрашивать его.

Несколько дней допросов ничего не дали нового для королевской канцелярии: Боэций отвечал всё то же, как и раньше.

А всё в тех же застенках палачи уже получили приказ короля выбить из него признание того, что он скрыл: письма, документы, переписку того же сенатора Альбина… Что было в них, где они?.. Уничтожил он их или спрятал… И были ли письма императора Юстина сенатору Альбину… А может быть, и другим сенаторам…

Такое спрашивал его референдарий ещё несколько дней. Затем он отдал его палачу.

Палач, обмотав голову узника верёвкой, стал затягивать её… Сильнее, ещё сильнее…

Острая боль пронзила Боэцию голову… Он вскрикнул, но тут же получил удар дубиной по спине… И он, захлебнувшись криком, затих, уже не чувствуя боли, исчезли и мысли из головы даже мало-мальские… Одна лишь пустота разлилась по ней…

– Кому, кому писал ещё император Юстин из сенаторов! И о чём?! Кому и о чём! – кричал референдарий, глядя в его расширившиеся, выпученные глаза, которые вот-вот, казалось, вылезут из орбит.

Но Боэций окончательно потерял сознание: безвольное тело откинулось назад, на лавку… Его так и оставили лежать на голой лавке…

Наутро он пришёл в себя. От чудовищной боли в голове, груди и ногах, по пяткам которых тоже били палкой, не осталось ни малейшего желания жить.

Он открыл глаза, пошевелил руками и даже пытался подняться с лавки.

Начинался день. Пришли всё те же люди, начались допросы.

В одно из таких посещений узника палачи и референдарий нашли бездыханное тело, отливающее тёмной синевой.

Референдарий, осмотрев узника, констатировал смерть.

Затем он собрал исписанные узником и стопкой сложенные аккуратно на столе восковые таблички и унёс из камеры.

Во дворце он передал их новому магистру всех служб Кассиодору.

– На, возьми писанину Боэция! – положил он стопку на стол Кассиодора. – Я с этим разбираться не буду! Может быть, ты найдёшь что-то интересное для себя!

Так и ушёл из жизни Боэций, не зная, что сенатора Альбина уже давно казнили. Казнили также и его тестя, Симмаха, после того как он пытался на суде в Вероне встать на защиту сената, Боэция и справедливости. Его тоже обвинили в измене королю и желании вернуть свободу сенату.

Глава 9. Бедствия

Как-то Юстин заглянул на женскую половину дворца, в палаты к Лупицине. У него появилось к ней дело, точнее несколько вопросов об отношении её к Феодоре, возлюбленной Юстиниана, племянника.

– Он хороший мальчик, – начала объяснять своё поведение Лупицина, когда он сказал, зачем пришёл к ней. – Но запутался только в последнее время… Точнее, его запутала эта потаскушка Феодора!..

У неё были житейские взгляды на женщин, семью. Правда, с семьей, с детьми, у них с Юстином дело не сложилось. Чья в этом была вина, невозможно определить. Может быть, вина в этом была и его. Он же пропадал в походах по полгода, а то, бывало, время походов измерялось годами. Хотя бы в войне с теми же исаврами или персами. В такие походы армии всегда сопровождали маркитантки и проститутки. Небольшие по срокам походы он уже и не принимал в расчёт.

– И ты думаешь переделать его? – шутливо спросил он. – А уж тем более её!.. Хм!.. Оставь им улаживать свои отношения!

– Пока я жива, её нога не переступит порог дворца! – негромко, но твёрдо произнесла Лупицина. – Он же мог выбрать любую девицу благородного происхождения: красивую, воспитанную, стыдливую!.. А не эту, развратную!..

Она беспокоилась и за него, за Юстина. Он стал императором, а всё такой же простой… Пастух пастухом!.. И мерит других так же, как и себя. Порой попадает в недоразумения с людьми, которые принимают это за шутки.

Они же привыкли друг к другу давно. Ещё в начале знакомства было что-то. У неё тогда, когда он купил её, устроил у себя дома, стал беспокоиться о ней, появилось к нему чувство, что-то похожее на уже давно забытое с юности… Затем пришло обожание, вслед за тем привычка видеть его, слушать, заглядывать ему в глаза, зная, что там всегда теплится доброта, которую она узнала, только живя с ним… И вот сейчас в их жизнь, а она считала и Юстиниана тоже своей семьёй, ворвалась неизвестная женщина… Красивая, умная и волевая… «Такие женщины не бывают добрыми!» – врезалось у неё в память когда-то ещё тоже в юности.

– Да нет же! – не соглашаясь с ним, покачала она головой.

Он смотрел на неё с минуту, не зная, что бы ещё сказать в оправдание увлечения своего племянника женщиной лёгкого поведения.