Василиада

Я над Землей плыву в седле,

слегка склонясь, хмельной, как все,

туда, где сон меня оставил.

Шаман и бичи

Кража

Прелых листьев дурман

да сухая трава —

вот и все, что осталось от лета.

В голом городе бродит

колдун иль шаман

с головой голубой, как планета.

Мерно лепится вязь

его тихих речей

о каких-то невиданных дивах…

То трясясь, то крестясь

сзади двое бичей

у прохожих канючат на пиво.

Дашь монету – пропьют,

а не дашь – отберут

у какого-нибудь пацаненка…

В его вязи уют,

он давно уж не тут,

хоть граница прозрачна и тонка.

Его ауры свет

в его темных глазах

негасим, как в предвечности логос…

У бичей денег нет,

и в глазах только страх

да желанье согреться немного.

Они жадно глядят

на цветной амулет,

на расшитую бисером тогу…

Его мысли, паря

в сферах дальних планет,

подобрались к блаженства чертогу.

Просияв, рядом с Чичей,*

застыл недвижим…

Тут бичи потянули за тогу,

с плеч сорвали. Пугливо

икнули:

– Ой, блин! -

увидав пятиглазого бога,

и – к ломбарду прямою дорогой!

Месть Чичи

Бичи летели ошалело

над раскаленной мостовой

к ломбарду. Сзади неумело

бежал сам Чича, то и дело

грозя десницею златой.

Вокруг все тихо и спокойно —

трамваи тянутся, дома

стоят вдоль улицы нестройно,

прохожих тьма, но все пристойно,

как будто все сошли с ума.

Старик ломбардщик принял тогу,

сказал, что должен оценить.

Моргнул, увидев очи бога,

(Эх, перебрал вчерась я много…)

Моргнул еще, прикрикнул:

– Цить!

Бичам велел ждать долг в прихожей.

Спустился в бар, «Мицне» налил,

но так при этом скорчил рожу,

как будто взял залог негожий

иль отродясь вина не пил.

Сам Чича был обескуражен

и, поместив бичей в карман,

встал у дверей заместо стражи.

(Хоть в мире должности нет гаже,

чем сторожить чужой чулан).

Часы пробили полночь. Пьяный

ломбардщик с тогой входит в дом.

Гроза бессмертных, Чича, рьяно

со всех углов и из чулана

в него небесный мечет гром.

Дымят тяжелые портьеры.

В огне трещит ломбардный стол.

Повсюду острый запах серы,

и гарь, и чад превыше меры…

Ломбардщик спит, упав на пол.

Бичи в кармане, задыхаясь,

прогрызли дырку и – бежать,

на змей и гадов натыкаясь,

о чьи-то кости спотыкаясь

и поминутно зарекаясь

отныне тоги воровать.

Обращение

Опять дурман, трава сухая…

Опять шаман, сплетая вязь,

бормочет что-то и вздыхает,

в расшитой тоге хоронясь

от ветра мокрого и снега.

Левее – рваные бичи.

Ломбардщик им за пивом сбегал

и чуть сердешных подлечил.

Поддав, они глядят на тогу:

– Ну, не видали отродясь!

Шаман, чудак, позволь потрогать,

нельзя ведь жить загородясь

от мира этакой расшивой.

Хоть ты умнее, коль плешивый,

но не сердись, дадим совет:

блажен кто пьет, кто трезвый – нет.

Кончай летать к чужим планетам —

там не отыщешь жизни суть.

Пусть мы разуты и раздеты,

но мы нашли к блаженству путь.

Шаман, прервав беседу с богом,

оборотил свой взор к бичам…

Они, как пасынки природы,

с восторгом пялились на тогу…

Он взял бутыль, поднес к губам,

глотнул… Немного подождал…

Глотнул еще и так сказал:

– Постигну весь ваш мир до дна

и коль найду, что от вина

к блаженству тянется стезя,

я тогу вам отдам, друзья.

И выпил все.

С тех пор шаман

без тоги,

бос

и вечно пьян.

*Чича – экзотический божок не имеющий аналогов ни в одной из существующих религий

Детский вопрос

Голубеет наше небо.

Лютик розовеет.

То ли быль, а то ли небыль…

Верить иль не верить?

Стали дяди голубеть,

розоветь мадамы…

Так легко и отупеть:

где отцы, где мамы?

Скользкая дорожка

Я встал на скользкую дорожку.

Я поскользнулся и упал.

Никто не ставил мне подножки…

Никто с налета не толкал…

И не штормило.

И навстречу

не выбегал мне черный кот…

И не палила ведьма свечи…

А просто дворник в этот вечер

забыл песком посыпать лед.

Прийди…

Приди, приди, приди, приди ко мне

Шагни через порог как в сказке доброй

Мы друг без друга жить устали оба

Приди, приди, приди, приди ко мне

Приди, приди, приди, приди ко мне

Забудь молвы пустые пересуды

Не на Земле влюбленным дарят судьбы

И судьи их не ходят по Земле

Приди, приди, приди, приди ко мне

Дверь распахнув, я встану на колени

И прикоснусь губами к твоей тени

Приди, приди, приди, приди ко мне

Приди, приди, приди, приди ко мне

Реквием ушедшему лету

Снова кружится в садах листопад.

Осень – реквием ушедшему лету.

В мелких лужицах звенят невпопад

Капли полные осеннего света.

Разливается их звон огневой

По прозрачной тополиной аллее.

Не спеши от них укрыться – постой,

Не скорбя и ни о чем не жалея.

Пусть уносит осень лета тепло,

Пусть летят на юг озябшие птицы.

Все проходит, но на сердце светло,

Как светлы вокруг знакомые лица.

Осень делает нас каплю добрей,

Грусть ее всегда легка и прозрачна.

Словно краски тополиных аллей,

Наша жизнь прекрасно неоднозначна.

Ах, какой в саду кружит листопад!

Осень – реквием ушедшему лету.

В мелких лужицах звенят невпопад

Капли полные осеннего света.

Не говори «прощай»

Не говори «прощай» нигде и никогда,

И не смотри в глаза мне с безнадегой.

Не расстаются люди навсегда,

Не убегают в никуда дороги.

За каждым поворотом брезжит свет

За каждым километром – даль без края.

Нет тупиков, и тьмы кромешной нет.