Василиада

чтоб, несмотря на запах гари,

презрев ухмылочки невежд,

ты по-крестьянски улыбнулась

моей наивности.

Потом

слегка взгрустнула, что не сталось

войти нам в тот прозрачный дом

сплошь алогичного пространства,

где невозможно утаить

текущих слов непостоянство,

запутав тонкую их нить;

где сны от яви не закрыты;

где ложь не прячется в углах;

где овцы – целы, волки – сыты,

и свет в огромных зеркалах,

не преломляясь, побеждает

черед прилипчивых теней;

где в длинных комнатах летает

пух прошлогодних тополей…

Обитель постоянства

Стремясь разрушить мир пространства,

что ограничено окном,

сломить обитель постоянства —

наш поседевший старый дом,

сорвался с туч огромный ветер,

поднял над крышею крыло,

ударил грудью, словно кречет,

о запотевшее стекло,

миг отступил,

собрался с силой,

ударил снова и…

затих.

А я сижу у печки милой.

Ладони грею.

Пью текилу

и сочиняю этот стих.

Прощай, Бетонная Долина…

Прощай, Бетонная Долина.

Увы, настал и мой черед.

Та голова была повинна,

что знала мысли наперед.

Она пророчила безумье

и на пути моем легла,

спеша воспеть бессмертье мумий…

Я ухожу.

Не помни зла.

Прощай и ты, лукавый Бонза,

мне твой оскал давно претит,

и пусть сияет твоя бронза

другим, не сбившимся с Пути.

Я ухожу своей дорогой,

не заповеданной тобой.

Не плюй проклятия с порога,

храни сынов своих покой.

И пусть все будет, как и было.

И пусть растет меж плит трава…

Я ухожу.

Чадит кадило.

Трещат в предбаннике дрова.

В Саду Мечты

В саду Мечты

от суеты

я укрывался, но простыл,

когда взбирался вверх по склону.

Чихнул и сладких грез корону

на серый камень уронил.

Как будто мячик с высоты

она запрыгала.

Со стоном

склонились долу лавров кроны

в саду Мечты.

Пожухли травы и цветы.

Вдоль тропок черные кресты

поднялись ввысь из тьмы бездонной…

Зачем же так бесцеремонно

передо мной явилась Ты

в саду Мечты?

Туман

Туман лежал на парапете

без форм и, в общем-то, без дум

(на этой сумрачной планете

все так лежат).

Далекий шум

гвоздем пробил пространство теней

и стих, упершись в парапет,

сраженный царством вечной лени,

туманных чувств, туманных бед…

Туман над ним слегка сгустился

и, не скорбя, похоронил…

Вот так и я к тебе стремился,

неся свой крест,

но заблудился,

крест уронил и…

вновь запил.

Одиночество

Снова август клонит ветви

затянувшимся дождем.

Снова тучи гонит ветер,

застилая окоем

Дом пустой,

насквозь промокший

одиночеством пропах.

Тенью сумрачной, продрогшей

время прячется в углах.

Капля, сонная стекает

с запыленного стекла.

Все прошло.

Все увядает.

Не найти нигде тепла.

Туманная секстина

Твои глаза всегда туманны,

а речи длинны и пусты.

Ни правды нет в них, ни обмана,

как не обманчивы листы

в лоточке принтера.

И странно

в них спит всеядность пустоты.

Или безумье чистоты?

Когда желания туманны,

когда и ждать, и верить странно,

а руки дарящей пусты,

что могут ждать в лотке листы?

Сожженья? Истины? Обмана?

Но ждут ли истин и обмана

снега – синоним чистоты?

Укрывши осени листы

они бесцветны и туманны,

безмерно холодны, пусты…

Живут без жизни…

Право, странно…

И слушать вновь тебя мне странно.

Уж лучше пить вино обмана.

Бокалы глупы, коль пусты.

От их безвинной (!) чистоты

любые истины туманны,

и снег ложится на мечты…

В лоточке принтера листы

всегда готовы, как ни странно,

принять слова.

Пусть те туманны,

полны холодного обмана,

но по законам чистоты

листы их примут, коль пусты.

Тот примет все, чьи сны пусты,

чьи дни похожи на листы

в лоточке…

Жажда чистоты

тебя влечет,

но, как ни странно,

в ней правды меньше, чем обмана.

Твои глаза всегда туманны…

Трепанация черепа

Чугунный свет чужих подъездов…

Известка стен в крови надрезов…

Пыль,

мусор,

липких глаз тоска…

Флакон «Тройного».

Лба доска

скрипит и мнет в мозгу извилины

своим катком.

Все мысли спилены…

Другу Джину

Не лезь в бутыль, умерь апломб.

Она, зеленая, обманет -

ударишь в донышко челом,

а кто-то сверху пробку вставит.

Ты будешь биться и стенать,

лизать стекло, молить прощенья,

а он пришлепает печать,

и сдаст в ломбард без сожаленья.

Мне будет очень не хватать

твоих лиловых глаз свеченья.

Я приглашу гетер рыдать,

просить у времени забвенья

и буду в трауре сто лет…

Но если слезы выжгут пробку,

то ты, едва увидев свет,

со страха влезешь в чью-то глотку!

Не лезь в бутыль, умерь апломб…

Штопор

Вонзая штопор в Океан,

ловлю расплавленные звезды

и нанизаю их на воздух,

чтоб вечно быть светилам там,

глядящим внутрь иным мирам…

Чтоб опостылевший бедлам —

бардак бесчисленных компаний,

визг перевыборных собраний

смел в бездну вечный Океан…

Ловите Свет, пришедший к вам,

открывший двери всем ветрам…

Но штопор не для целований!

Сон убитого красноармейца

Курился утренний туман

над головой у Дерибасса.

Я плыл в тумане, в меру пьян,

слегка над миром наклоняся.

Вы были трезвы и прямы

как дерибассовские ноги

и показались мне странны

своим отличием от многих.

Пустив вдогонку быстрый взгляд,

я глаз прикрыл, пытаясь вспомнить:

чем примечателен ваш зад?

И вдруг —

Труба!

Буденный!

Кони!!!

Ожог клинка.

Степной ковыль.

Все это было,

было,

было…

С копыт сбивая грязь и пыль,

над головой моей кадриль

плясала пьяная кобыла!

– Оставь меня!!!

В рассветной мгле

убитый конь крыло расправил.