Василиада

на нашей встрече – Божия печать!

Герберы

Герберы на праздничном столе

среди рюмок, пива и закусок

одиноки, словно «Шевроле»

где-нибудь в селении за Тарусой.

Нереалистичны.

Невпопад.

Диссонанс капусте и селедке.

Кто их подарил?

Какой фанат?

Они стоят – три бутылки водки!

Над столом висит сивушный чад,

гости перепили, переели…

Где-то на окраине слышен мат.

Кто-то под столом скатерку стелет…

Герберы на праздничном столе…

Одиноки, словно звезды в небе…

Бросьте их владельцу «Шевроле».

Пусть к себе, в Париж, за водкой едет!

Крушение империи

В империи пошел сплошной разлад!

Опять свободу просят готы.

Варяги сели на швертботы,

рванули к грекам.

А Гийом

провозгласил себя царем

над всеми турками.

Втроем:

Луцилий, Марк и Диомид

достали где-то динамит

и трон рванули.

Крики, брань…

Гийома выслали в Сызрань,

он осознал все, слезы льет…

Луцилий в спешке дело шьет

на Диомида.

Марк – крутой,

торгует в Персии икрой.

Болтают всякое в народе:

когда-то все о недороде,

да об удоях молока…

Теперь такая мелкота

уж не волнует.

Весь народ

на баррикадах пиво пьет.

Народу – зрелищ подавай,

а там хоть Рим распродавай.

О чем я тут? Ах, о развале…

Кто у нас шефом на вокзале?

Кто за собой всех поведет

и хлеба даст, и штоф нальет?

И на кого искать управу?

Да я и сам не знаю, право…

Ильич – так тот таскал бревно,

а нам, татарам, все равно.

Залп Авроры

Аврора жахнула средь ночи холостыми.

Завыли псы.

Перекрестился поп.

Бегут года, а эхо все не стынет,

и президент с экрана морщит лоб.

– Вперед, друзья, шеренгой в ногу!

Конец войне и нищете!

Голодным – хлеб! Земля – народу! —

вещал Ильич с броневика толпе.

И верил сам…

А может, и не верил

или забыл о том, что говорил.

Толпа – ничто. Ведь главное – Идея!

О ней он думал. Только ею жил.

И за Идею снова отобрали

у наших дедов землю, мир и хлеб.

И продолжались вечные баталии,

и кровь текла на жертвенник побед.

Сейчас идеи выброшены.

К Богу

уж третий вождь почтенье показал.

Шеренги сбиты, и толпой, не в ногу,

мы все пришли на рыночный вокзал…

Движение

Движение по спирали…

Движение по прямой…

По шумной магистрали…

По ломанной кривой…

Движение – шаг навстречу…

Движение – шаг назад…

Движение беспечно,

бесцельно, наугад…

Твоей руки движение

и следом – твоих глаз…

Движение – воздвижение…

Движение – экстаз.

Движение ветра в полдень…

Движение планет…

Луны в прозрачной колбе…

Твоих ни «да», ни «нет»…

Движение – сомнение

в попытках все понять…

Как праздник искушения,

который надо ждать…

В заснеженной постели

с утра метет метель…

Движение к долгой цели

оправдывает цель.

Часть и целое

Часть – это целое, но

без кусочка,

как, например, джентльмен

без платочка

или как лес

без лесного уюта,

или – десантник

без парашюта.

Может кусочек и мал, и невзрачен,

может лишь точкой одной обозначен,

но

без его долевого участья,

целое вечно останется

частью.

Пожарище

Клубы дыма, запах гари,

перемешанной с золой,

над завьюженною далью,

над упавшею звездой,

над моими письменами,

над звонками в Никуда,

над прощания цунами,

над твоим «ни Нет, ни Да»,

над бескрылою надеждой,

над ленивою водой,

над мечтой, что стала прежней…

Дым и гарь над всей Землей.

Сон в духе ретро

Ты заблудилась.

Но в пространстве

возникла связь былых времен.

Так, пригласить тебя на танцы

позволил мне мой странный сон.

Кружась в огромном белом зале,

ловя улыбки в зеркалах,

мы были первыми на бале,

повсюду слыша:

– Ах, ах, ах!

– Ах, как она прекрасна, право!

– Какой галантный кавалер!

– Какие па!

– Ах, браво! браво!

– Вот где изящности пример!

Король предложил тебе руку,

но ты сказала тихо:

– Нет, —

и обрекла его на муку

от сладких грез на сотни лет.

Потом заря гасила свечи.

Звенели звезды в унисон.

Ты говорила:

– Время лечит.

Ты клала руки мне на плечи

и, не назначив новой встречи,

грустя, покинула мой сон.

В ночи

И этот сон,

и эта ночь,

и это лето…

И шорох листьев в унисон

с дыханьем ветра…

И море темное – глаза…

И в лунном свете – губы…

– Люб-лю, – я тихо прошептал.

И вверх взметнули трубы

каскад кадансов,

песен,

фуг!

К Земле склонились звезды…

Я ждал…

Вы молвили:

– Мой друг,

есть баксы – все возможно.

Я был богат – богаче нет.

Но трубы замолчали.

Я дал Вам тысячу монет,

потом завел в ночи мопед

и укатил в печали.

Дым

Пугая дымом комаров,

кружащих роем в балагане,

вы не заметили Богов

над золочеными главами

бездарных бонз в тени оконцев.

Вам, не привыкшим к свету солнца,

светлее было в темноте

и многолюднее в пустыне.

Быть первым – значит быть в хвосте, —

так вас учили, и поныне

вы продолжаете страдать

от кашля, насморка, простуды…

И, не листая Книги Судеб,

беретесь судьбы толковать.

Нет, катаклизмов здесь не будет.

Никто не будет пировать,

и вами изгнанный Левит

ваш балаганчик не спалит.

Кто вас осудит?

Кто простит?

Дым все

кружит,

кружит,

кружит.

З-З-З-З-З-З-З-З-З-З…

Зажжен закат зеркальных залов

за занавесками зари.

За запределием забавы

зажжен закат.

Закат зажгли…

Звенят забытых звонниц звоны,

зовут законченных зевак

забить законами законы,

зарыть зубатый зебру-знак…

Зовут завесить заграницы…

Звонарь запоры заказал…

Земля забыла закруглиться.

Звучит запевом зов «Зарницы».

Зажжен закат. Заполнен зал…

Гербарий

Я подарю тебе гербарий

давно засохнувших надежд,