Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

9 февраля «Московский литератор» публикует статью «Конфуз с "МетрОполем"» Феликса Кузнецова, где тот топчет альманах. Зимянин же налагает на письмо резолюцию 21-го – через день после совещания в СП, о котором там сказано: «… готовится тенденциозное мероприятие по безоговорочному осуждению нашего скромного начинания, то есть настоящий разгром».

9

Громить взялись видные лица: Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Сергей Залыгин, Егор Исаев, Римма Казакова, Сергей Михалков, Сергей Наровчатов, Борис Полевой, Виктор Розов, Николай Старшинов и другие. Они, значилось в записке Отдела культуры ЦК КПСС от 15 марта 1979 года, показали «высокую политическую зрелость актива столичной писательской организации. Участники совещания единодушно осудили организаторов «Метрополя»…»

Собственно, этого и ожидало руководство от верных перьев партии. О «МетрОполе» активно писали на Западе, его живо обсуждали в СССР, надо было принимать меры. И потому «в связи с тем, что в ряде западных стран сборник используется для очередной антисоветской кампании (в прессе США, Англии, ФРГ и Франции опубликовано по этому поводу около 50 статей) <…> работа с составителями и авторами сборника «Метрополь» продолжается. Секретариат правления и партком Московской писательской организации намерены и далее в этой работе использовать силу общественного мнения, не прибегая пока к другим мерам. <…> Зав. отделом культуры ЦК КПСС В.Шауро»[155].

Как же оценило альманах «общественное мнение» Союза писателей? Ведь не последнюю скрипку в нем играли друзья-приятели «метропольцев». Они «сошлись в одном… уровень материалов сборника… убеждает, что его организаторы… ставили перед собой далекие от литературы, искусства и нравственности задачи». То есть «общественное мнение» звучало как донос. Вот ряд его отзвуков, приведенных в «Московском литераторе».

Юрий Бондарев: «Большая часть прозы альманаха вызывает ощущение стыда, раздражения, горькой неловкости за авторов…»

Римма Казакова: «Налицо невероятная безнравственность поведения…»

Борис Полевой: «Сборник, судя по стилю его редакционной статьи, был адресован нашим идейным врагам за границей…»

Евгений Сидоров: «Альманах заслуживает самого решительного морального идейного осуждения…»

Дошло до того, вспоминал Аксенов, что Кузнецов и прозаик Иван Стаднюк объявили его агентом ЦРУ, а Владимир Карпов требовал «применить законы военного времени, то есть поставить к стенке».

Что ж – время Суслова и тайной войны… Выбор многих пугал. И не нам их судить. Но знаем: иным участникам совещания слова их дались непросто, и они в них раскаялись…

* * *

Стало ясно: «МетрОполь» в СССР не издадут. Никого ни в чем убедить не удалось. «Продавить» тоже. Литературная атака на твердыни цензуры и идеологического контроля захлебнулась. Теперь мужество и стойкость нужны были для другого: не дать себя сломать, растоптать, уничтожить. Здесь могла помочь поддержка западных журналистов и писателей.

Отправка экземпляров «МетрОполя» для сохранности за границу до Секретариата СП 22 января – решение прозорливое. Оно спасло сборник от изъятия и вероятного исчезновения. Да, оппоненты получили повод упрекать составителей в намерении издать его «за бугром». И что? Теперь, после обвинений в идеологической диверсии, это мало что меняло. Кроме того, это «фактически неверно», пишет Виктор Ерофеев, а Евгений Попов рассказывает: «мы договорились… вывезти альманах за границу не чтобы печатать, а на сохранение». Ерофеев сам передал его атташе французского посольства и знатоку православия Иву Аману в одном из арбатских переулков. Советник по культуре посольства США Рей Бенсон получил «свой» экземпляр яростно ледяным январским днем на даче в Красной Пахре, где жили Аксенов и Майя.

«Рей, – пишет Ерофеев, – немедленно понял значение "бомбы". Хитро улыбнувшись и весело шмыгнув простуженным носом, он после обеда взял ее под мышку и унес по глубокому снегу в свою машину. На следующий день в секретной комнате посольства США он доложил послу… Альманах улетел в Вашингтон с дипломатической почтой».

Так «МетрОполь» пересек рубежи Союза, граница оказалась не на таком уж непобедимом замке. Борцы с литературным и гражданским своеволием остались с носом. Но дело свое продолжали: шантажировали, пугали, давили.

«Тростников был уволен с работы, – вспоминает Леонид Баткин. – Обыск… казался абсолютно естественным. У меня уже на тот момент было несколько вызовов в КГБ, я знал, что мой телефон прослушивается. И я был готов к тому, что с работы могут выгнать. Большего я не предполагал, но к тому, что мог потерять работу, как Тростников, я был готов… Отделался тем, что мне запретили защищать докторскую, хотя уже был отпечатан реферат»[156]. Отца Ерофеева уволили с дипломатической службы. Самого же Виктора Владимировича исключили из СП и многие годы не печатали. Исключили и Евгения Анатольевича Попова.