Собрание – это очень важно. Но еще важнее, что с его выходом в позу классика Аксенов не встал, а, похоже, еще больше преисполнился иронии. И прежде всего – по отношению к себе.
Ею пронизана повесть «Три шинели и нос»[247]
, в которой рядом с Аксеновым по Казани и Питеру прогуливается незримый Гоголь. Текст про легкую жизнь и юные дружбы. Про то, что и пальто может быть мечтой. Про то, что почти любой советский юноша 50-х – во многом почти Акакий Акакиевич. Про джаз, мятежный задор и торжество здравого смысла. Про беду, которая не приходит одна. И про помощь, приходящую ниоткуда. О том, что молодость не вернешь. Но это не повод быть занудой. Да и стареть спешить не стоит. Ибо праздник всегда с тобою.Аксенов не раз подводил черту под своей прежней, советской жизнью. «Три шинели и нос» – очередная такая задорная черта.
В России теперь другая жизнь, в которой можно слушать любую музыку, носить что угодно, петь, говорить, писать и публиковать что пожелаешь. И не мучиться бесконечно в поисках чего-нибудь сколько-нибудь доброкачественного съестного.
Верность этого своего впечатления Аксенов постоянно подтверждает в путешествиях. Летом 1996-го он плывет пароходом из Самары в Астрахань. И назад – до Москвы. Его радует, что пароход назван не именем какого-нибудь «рыцаря пролетарской революции», а в честь видного русского изобретателя и инноватора. «Иван Кулибин» швартуется в Тольятти, Ульяновске, Ярославле, Чебоксарах, Казани, Нижнем, Саратове, Астрахани и снова в Самаре. И везде Василий Павлович отправляется на берег – за свидетельствами благотворных перемен.
Советской нищеты (когда молоко, бывало, продавали только для детей – по рецепту, а чуть не треть жизни губилась в очередях за самым простым) теперь нет. Древние торговые города вновь полны товара. «Импорта» в одном магазине столько, сколько прежде едва нашлось бы в целом городе. И хотя доступно не всё и не всем, купить главное можно без труда и по вменяемой цене. На рынке в Самаре – торговцы горячим хлебом и колбасой: подходи, попробуй с ножа. И рыба появилась! А где ж пряталась-то? В глубине. А что так? А не терпела «красных».
Но вот ведь история! «Красные»-то до чего неугомонны? Всё рыдают по былому «величию». Всё твердят про «Русь на коленях». Всё тычут пальцем в безработных и бедняков. Всё жаждут вернуть равномерное распределение убожества вместо неравномерного распределения богатства.
Отменить реальность, где «немыслимое изобилие товаров, растут новые торговые центры и денег у людей становится больше, несмотря на невыплаты зарплат», в которой «массы людей стараются обогатиться». А как же? Ведь «машина-то у меня всего "шестерка"».
Не по душе наследникам генералиссимуса и разнообразие и богатство мнений: митинги, демонстрации, забастовки, перекрытия магистралей – проснувшееся гражданское чувство народа. Впрочем, это бурление рождает в нем не только радость и надежды, но и вопрос: что дальше?
Эта смесь удовлетворения и неуверенности отражает пассаж из книги «Любовь к электричеству». Либералы, романтик-оптимист и аналитик-реалист, толкуют о текущем моменте.
–
–
–
–
–
–