Василий Алексеев

Хоружий понимал своего товарища. И прежде всего потому, что сам желал того же. Но что поделать? Доверено работать в Совете — сиди и не дергайся. Да и разве пустячными делами они заняты? Взять хотя бы последние дни, когда 25 сентября в числе других был образован Гатчинский сектор Петроградского укрепительного района: Ораниенбаум — Гатчина — Тосно. По всей этой линии силами местных жителей и воинских частей по плану командования 7-й армии шло рытье окопов и пулеметных гнезд, устраивались лесные завалы. Организация этой работы была возложена и на Гатчинский Совет. Верхом на коне, в дождь и непролазную грязь осени 1919 года Алексеев мотался от одной точки к другой, добывая лопаты, ломы и топоры, там, где их не было, выгоняя из теплых изб кулаков и подкулачников, желавших не помогать красным, а, совсем наоборот, мешать им, чтоб скорее вернулись долгожданные господа офицера и старый, дорогой сердцу порядок. И тогда приходилось доставать наган, сбивать злую накипь силой. Что делать, если главное сейчас — любыми средствами укрепить оборону? А там, где не привыкшие к холоду и грязи граждане-интеллигенты прятали закоченевшие руки в муфты и под мышки, топтались на месте вместо того, чтобы орудовать киркой и лопатой, он соскакивал с коня, хватал лопату, ту, что побольше, и рыл ямы с таким остервенением, будто через пять минут и начнется это самое наступление превосходящих сил противника, о котором он только что им рассказывал. Он хватал на лопату земли побольше, швырял ее подальше, со стонами и криками, без остановки, пока от него не начинал валить пар и перед глазами не начинали мелькать белые мухи. Иные граждане-интеллигенты ворчали в силу своей невысокой сознательности, но все же, поскольку были совестливы, глядя на этого неистово и быстро, будто крот, вгрызавшегося в землю большевичка, с ворчанием и проклятьями, но все же брались за орудия труда.

Были и другие дела под стать фронтовым: мобилизация населения в части 7-й армии, чистка города от засевшей в нем агентуры белых, ну и конечно же, работа среди молодежи. Алексеев не был бы самим собой, если б не добавил этот «довесок» к своим служебным обязанностям.

Комсомольская организация Гатчины во главе с шестнадцатилетним Костей Рачковским была еще слабой, малочисленной, и Алексеев каждую свободную минуту проводил в горкоме комсомола, на собраниях ячеек, которые уже действовали на железнодорожном узле, товарной станции, при военкомате, в соседних деревнях. Около трети своего состава гатчинская организация РКСМ выделила на фронт, остальные комсомольцы вместе с партийцами готовили город к обороне. Это их руками были размонтированы станки и оборудование меднолитейного завода в Мариенбауме, погружены в железнодорожные вагоны сырье и готовая продукция, это благодаря им завод был полностью эвакуирован и спасен от Юденича, сбережено десять тысяч пудов меди, несколько вагонов медных изделий.

Да, все это был, собственно говоря, фронт, но не бон, в котором Алексееву так и не удалось побывать до сих пор. А ему во сне не раз даже виделось: он в штыковой атаке, в разведке в тылу врага. Ну, что тут поделать — мечталось! Двадцать два года — это все-таки двадцать два: молодость, удаль, жажда подвига…

Рассказал Хоружий о митингах, что прошли в Петрограде в знак протеста против злодейской акции анархистов, бросивших бомбу в помещение Московского комитета РКП (б), об отправке петроградских коммунистов на Южный фронт, о том, что завтра, 5 октября. Петроград будет хоронить комбрига А. П. Николаева, геройски погибшего от рук белогвардейцев в Ямбурге. И еще сообщил о том, что в Гатчину из Петрограда вот-вот должен прийти бронепоезд, отремонтированный путиловцами.

— Как?! И ты молчишь об этом до сих пор?! — вскричал Алексеев. — Вот на нем я и уйду воевать. И черта с два меня кто-нибудь удержит.

И кинулся к телеграфному аппарату, приказал телеграфисту срочно выяснить, когда прибудет бронепоезд. На том конце провода попросили времени и через час сообщили: «Секретно. Сегодня вечером Гатчину прибудет бронепоезд номер сорок четыре имени Володарского зпт командир Евдокимов тчк Обеспечьте прием тчк».

И еще ни с того ни с сего телеграфист вдруг отстучал, что в Петрограде хлещет ливень с градом, тучи двинулись в сторону Гатчины…

Пока же здесь ярко светило солнце и не было даже намека на непогоду.

Изнемогая от собственной тяжести и усталости, тучи добрались до Гатчины только к вечеру, заглотили остатки дня и, зависнув над самыми крышами домов, стали сваливать на них со своих плеч воду, холод и темень. Будто английские аэропланы, они кружили над городом часа два и, отбомбившись, двинулись дальше в сторону Ямбурга, швыряя из своего хвоста одну за другой длинные ленты ярких молний в залитый водой и присмиревший город, угрожающе рыкали, как победивший, но не добивший свою жертву зверь, который может еще вернуться.