Василий Алексеев

Если верить инструкциям Петросовета, то предзавкома на заводе самый главный человек. А на деле — сам черт не разберет. Директор как был, так и остался. Инженеры и мастера, хоть самых оголтелых и повыгоняли, тоже на месте. Оно вроде и правильно: предприятие должно работать, давать продукцию. Начальство требует одно, а директор гнет свое: «По какому праву? Где закон? Где постановление правительства, хотя бы Временного?» Старые законы не действуют, новых законов и постановлений нет. Но если с ними еще можно потерпеть, то как быть, если в заводской кассе нет денег, чтобы платить зарплату рабочим?..

Рабочие к директору, а тот руками разводит, ухмыляется: «Революция…» Рабочие к Алексееву: «Революция революцией, а семью кормить надо или нет?» Алексеев к директору, тот таращит глаза: «Ты кто таков? Знать не знаю и знать не хочу!» Алексеев за наган, директор за телефонную трубку: «Милиция!..» Приезжает милиция: «По какому праву угрожаете?» Алексеев им один мандат — хлоп, второй — хлоп, третий — хлоп… «Довольно?» Сдаются: «Имеете право требовать для народа». И что же? Директор, сук-кин сын, тот самый, что пять минут назад отказывался разговаривать, вынимает из сейфа чековую книжку и выписывает чек на сумму, которую и назвать страшно. Саботаж… А ехать в банк за деньгами отказывается наотрез, хоть его и в самом деле стреляй. «В такое время по Питеру с тысячами? Да лучше вы меня тут убейте». Тогда Алексеев берет красногвардейцев и едет в банк, а потом от центра города до Лифляндской улицы, где разместился «Анчар», не спуская глаз с мешков с деньгами: не дай бог что случится, сотни рабочих без зарплаты останутся.

Сколько их было, подобных «картинок» в мартовские дни у Алексеева, и что ни день, то новые.

Уйму времени занимал политический клуб Нарвского района, открытый большевиками в середине марта в бывшей чайной, в доме № 12 на Нарвском проспекте.

Алексеев записался в клуб из благих намерений — поднабраться знаний, получше уяснить сложившуюся обстановку. Ведь здесь выступали знаменитые большевистские пропагандисты: Володарский, Урицкий, Орджоникидзе, Косиор, Крупская… Но из этой затеи ничего не вышло. Из слушателя Алексеев быстро превратился в беседчика и агитатора среди молодых пролетариев Нарвской заставы. Может, потому, что он был их ровней по возрасту, таким же, как они, рабочим в латаной-перелатаной одежке, с тем же голодным блеском в глазах, эти желающие все знать юнцы засыпали Алексеева вопросами, с которыми не решались обратиться к другим. Алексеев, ко всему привычный, с горечью смотрел на своих наивных, по преимуществу безграмотных сверстников, дивился каше из большевистских, меньшевистских, эсеровских, кадетских и, черт еще знает, чьих идей и лозунгов, которой были забиты их головы, и в то же время радовался, глядя на этих мальчишек и девчонок, их распахнутым навстречу свету глазам, неистовой тяге к знаниям. Можно было подумать, что они хотят услышать и узнать враз обо всем и за все времена, в которые жили их отцы и матери, деды и прадеды. Беседы и споры нередко затягивались до глубокой ночи, до той поры, пока кто-нибудь не вскрикивал удивленно: «Ой, братва, до гудка-то осталось с гулькин нос!» Идти по домам не имело смысла, и тогда каждый притулялся, где мог, до рассвета…

Беседовать с юнцами было забавно и легко: они спрашивали о том, что когда-то волновало самого Алексеева, и теперь он знал, что им ответить. Но кто ответит на твои вопросы? А их возникало все больше, они тревожили.

Неясным и странным казался Алексееву вопрос об отношениях Петросовета и Временного правительства. Ведь если революция народная (а это так), если Петросовет — орган народа, то почему этот орган вместо того, чтобы взять власть в свои руки, поддерживает Временное правительство, сплошь состоящее из буржуев? Что это за штука — «контактная комиссия» для связей с правительством, которое эту комиссию хочет — выслушивает, а хочет — нет? Вот как недавно, 24 марта, когда в Исполкоме Совета обсуждался вопрос о войне и мире и вся комиссия в полном составе — Чхеидзе, Церетели, Скобелев, Стеклов, Филипповский и Суханов — от имени Исполкома обратилась в правительство с требованием отказаться от империалистической программы во внешней политике. Обратились — и получили щелчок по носу. Долго ли может продолжаться двоевластие и какой тут выход?