Василий Алексеев

Большевики взяли оборону Петрограда в свои руки. 27 августа ЦК РСДРП (б) обратился к рабочим и солдатам с призывом встать на защиту революции. В тот же день ПК РСДРП (б) решил мобилизовать все силы 40-тысячной партийной организации, рабочих и солдат города для отпора заговорщикам.

По столице прокатилась волна митингов протеста.

В бешеной спешке началось формирование вооруженных отрядов из рабочих, агитация среди солдат.

Красногвардейцы извлекали из тайников спрятанное оружие.

«Все на борьбу с Корниловым!». Но не вместе с Керенским, нет, не в его поддержку, не впадая с ним в союз и соглашательство, нет, а драться с генералом как и войска Временного правительства, ни на йоту не ослабляя к этому правительству своей вражды. В сей момент, писал Ленин, нужна такая тактика.

28 августа Петергофский районный Совет для руководства Красной гвардией в борьбе с Корниловым утвердил ревком. От Нарвско-Петергофского райкома партии в него вошел Алексеев.

Он не спал уже третью ночь. Отставлены все дела в союзе, работа в «Юном пролетарии», завод «Анчар», забыто все, кроме одного: мобилизовать как можно больше рабочих, молодежи в отряды на борьбу с Корниловым.

Кабинет райкома ССРМ на Новосивковской превратился в ту точку, откуда шли указания, куда стекалась информация о положении дел за Нарвской заставой, куда шли люди, звонки из ЦИК, ЦК и ПК РСДРП (б), райкома партии, районного Совета.

— Не хватает оружия? Изыщите! Придумайте, что хотите, но дайте винтовок, револьверов, гранат!

Срочно — к путиловцам: «Что делать?» И путиловцы налаживают выпуск винтовок.

— Нужны пушки! Калибр? Черт с ним, с калибром! Любые, но побольше!..

Кто поможет? Кто?

Опять к путиловцам. И они за три дня собирают сто пушек, да в придачу вводят в строй несколько сломанных бронемашин.

— Нужны люди на рытье окопов и устройство проволочных заграждений! Побольше!

— Алексеев, составь воззвание к населению района — поострей, потревожней…

Глаза слипаются, голова клонится к столу, но он пишет: «…Граждане! Все силы на борьбу с контрреволюцией! В этот грозный и ответственный момент с твердой уверенностью в победе революции над кучкой черносотенных авантюристов сохраняйте прежде всего:

спокойствие

выдержку

и дисциплину.

Петергофский центральный революционный комитет».

Черный от бессонницы, Алексеев валился с ног и мечтал об одном — приткнуться бы в какой-нибудь угол и заснуть хоть на час. Но под утро, когда собрался, наконец, прикорнуть, позвонили из ПК — там тоже не спали:

— К восемнадцати ноль-ноль вместе с двадцатью агитаторами, да чтоб побойчей, поязыкастей, пограмотней — к Свердлову. Зачем? Будут посланы в корниловские войска для агитации среди солдат.

Партия отправляла навстречу полкам, несущим гибель революции, своих лучших пропагандистов. Задача простая: сделать все, хоть умереть, но разагитировать, убедить солдат: нельзя им идти против своих братьев-рабочих, против народа…

I

…Ждали недолго. Вышел Свердлов, с красными от бессонницы глазами, коротко и просто объяснил смысл задания, показал на карте, где сейчас, по их сведениям, должны находиться Туземная кавказская и 1-я Донская казачья дивизии: Туземная где-то между станциями Гатчина и Александровская. 1-я Донская должна быть в районе Веденского Устья или на подходе — у Больших Слудиц. Потом разбились на двойки и тройки, по дивизиям и полкам.

В пару с Алексеевым, с учетом его пропагандистского опыта, выделили матроса из Кронштадта Валентина Разуваева, автомобиль с шофером, реквизированный на время у какого-то князя.

Выступили сразу же.

До деревни Мина доехали часа за два, прокопотили вдоль нее по пыльной дороге под восторженные вопли деревенской ребятни, но Алексеев их не слышал — спал мертвецким сном, уронив голову на грудь, и ни повороты, когда его шарахало то влево, то вправо, ни рытвины, когда седоков подбрасывало так, что Разуваев аж зубами щелкал и ойкал от ударов, были ему нипочем.

— Умаялся парень, — сказал шофер Разуваеву. — ты его малость придержи, а то голову расколет ненароком.

Разуваев присалил Алексеева к себе, прижал к груди, опоясанной патронными лентами, затянул тихонько песню. Шофер, с забавной фамилией Фефелкпп, подпевал. Так они добрались и до Веденского Устья. Но и там казаков еще не было.

— Ох, бедовые вы ребята, — сказал Фефелкия, обернувшись к Разуваеву. — Казаки… они же звери. Им человека зарубить — одно удовольствие. Вон у князя моего казачьих офицеров в друзьях сколько… Соберутся и давай хвастать, кто кого как рубанул да пристрелил… II не боитесь?..

— А ты? — встречно спросил Разуваев.

— А мне — что? Я элемент нейтральный, меня вместе с автомобилем реквизировали…

Вечерело… На подъезде к Большим Слудицам Разуваев заметил километрах в двух над лесом поднимавшийся дым от многих костров.

— Стой, — приказал он Фефелкину. — Кажись, приехали.

Растолкал Алексеева. Тот одурело смотрел на Разуваева, переводил взгляд на Фефелкина, на автомобиль, на лес, пока не пришел в себя.

— Ну, командуй, товарищ Алексеев. Что дальше-то делать? Вот они казаки, за леском, — указал рукой на дым Разуваев.