Василий Алексеев

Алексеев потер лицо, окончательно прогоняя сон.

— Значит, так, Фефелкин, — ставь авто вот в эти кусты и жди нас… ну, жди сутки. До завтрашнего вечера. А мы пошли. Не вернемся к сроку — значит, каюк нам.

— И не вздумай смыться, «нейтральный элемент», — погрозил пальцем Разуваев Фефелкину.

— Дальше… — продолжил Алексеев, обращаясь к Разуваеву и не уловив смысл этих его слов. — Оружие — в машину: не воевать идем, а с миром. Так что ленты свои и маузер снимай.

Разуваев не спорил.

Пошли напрямик, через лес. В нем было уже темновато.

Не прошли и сотни метров, раздался окрик:

— Стой! Кто идет?

— Свои, товарищ! — ответил Алексеев. — Рабочий я, из Питера, а он вот матрос кронштадтский. Делегаты мы. А это Донская казачья дивизия?

— Ишь ты, чего знать схотел, — ответил голос из-за дерева. — Счас разберемся, кто вы есть.

Он свистнул в свисток, и скоро прибежали еще двое, встали за деревья, выставили винтовки.

— А ну, руки вверх! Сказывайте, кто такие?

— Не видите, что ли? — вмешался Разуваев. — Я — матрос, а это — рабочий с Путиловского завода. Мы — большевики и посланы, чтоб сказать вам правду о Корнилове и о нашей революции.

— Большевики?! Это у которых Ленин немцам продался? Ах, сволочи! Правду пришли сказать… А ну давай в штаб!.. — закричал один из тех, кто прибежал по свистку часового. — Филин, веди, а мы пошукаем, нет ли еще кого с ними…

Когда отошли порядочно, тот, которого звали Филиным, вдруг сказал:

— Вот что, братцы, я не большевик, по вашему брату сочувствующий. Ступайте с богом на все четыре стороны. Для острастки, для виду я пальну, а вы бегите… Несдобровать вам. Офицерье у нас до ужаса злое, подлючее. И казаки дюже различные…

Алексеев и Разуваев остановились.

— А большевики в полку есть? — спросил Алексеев.

— Были, да извели их, а которые остались, так теперь хоронятся, тихо совсем себя ведут…

— Вот что, друг Филин, за такое отношение к нам спасибо, но не можем мы бежать, права не имеем. У нас приказ — сказать вам правду. Ты приказы выполняешь? Вот и мы тоже, — развел руками Алексеев.

— Дак пристрелят вас, дурни вы, аль не понимаете? — с удивлением и болью сказал Филип.

— Понимаем. А все же веди, только не в штаб, а к солдатам и казакам. Как, правильно я говорю? — спросил Алексеев у Разуваева.

Тот кивнул головой.

И Филин повел их туда, где горели костры и сидели казаки.

— Это кого ж ты споймал, Филин? — спросил кто-то из казаков, глядя на приближающуюся троицу.

— Стой! — скомандовал Филин, опустил винтовку, вытащил кисет и стал крутить самокрутку.

— Большевики из Петербурга. Агитаторы. Гуторить пришли, правду про Корнилова и революцию сказывать… Вот, веду в штаб.

— Большевики?!

Разговор у костра смолк. Казаки с любопытством, в котором Алексеев не заметил враждебности, но и особого дружелюбия тоже, уставились на них.

— Это какую же такую правду пришли вы сказывать? — спросил один из них. — Ну?

Алексеев увидел, что от соседних костров встают и подходят еще солдаты. «Надо, чтоб побольше собралось», — подумал он. Еще раз посмотрев на казаков, почувствовал всю серьезность положения, в котором они оказались. Ведь это те самые казаки, которые носились по улицам Петрограда, разгоняя демонстрации и сходки, те, которые хлестали людей нагайками, рубили шашками, топтали конскими копытами… Оплот самодержавия, прикормленные, сытые, самодовольные. Нужна ли им правда, с которой они явились? А если нужна, то какая? Рабочие — одно дело, о них он знал все. А казаки — что они за люди? Он видел их только в седлах, несущихся на рысях, галопом, в строю, оп никогда с ними не разговаривал, а только бежал, спасался от них. О чем и как говорить?

В горле пересохло, будто он заглотнул дым всего костра.

— Водички не дадите ли? — попросил.

Ему без слов перебросили фляжку. Он медленно глотал воду: надо было успокоиться и собрать побольше людей.

— Они что у тебя — безъязыкие, агитаторы-то, а, Филин? — ехидно спросили от костра.

— Товарищи казаки!.. — начал Алексеев.

— Эк, ты, гляди-кось — «товарищи», — ехидно вставил кто-то.

— В Петрограде революция… — продолжал Алексеев.

— Эт мы знаем, — со смешком встрял все тот же голос.

— Войска Корнилова движутся на Петроград, чтоб задушить революцию… — повысил голос Алексеев.

— Эт мы самые, значится, и есть… — удовлетворенно подтвердил знакомый голос невидимого противника. — А правда-то твоя где? Ты правду давай!..

— Правду?! — взорвался Алексеев. — Вот она — правда… Вас, казаков, царь всегда использовал для того, чтоб душить свободу…

Казаки ожесточенно загалдели.