Василий Блаженный

— Я бы тоже хотела у него много чего спросить, — вздохнула Ирина. — Кстати, у меня есть номер его сотового телефона. Российского, я имею в виду — Григорий его использует, когда приезжает к нам. Американский — накладно даже с его неплохой зарплатой.

— Это просто замечательно! — искренне воскликнул Неверов, — Скажите его мне.

Ирина продиктовала номер. Неверов связался с техническим отделом.

— Ребята, есть телефонный номер, кажется принадлежащий Григорию Покровскому. Срочно пробейте имя владельца, отследите все звонки, которые совершались с этого номера в последнее время. Если получится — проведите позиционирование. В общем, выжмите все, что можно. У вас есть… у вас есть, наверное, примерно час с небольшим. Время пошло.

Повесив трубку, Неверов сказал Ирине:

— А мы с вами пока что идем в книжный магазин искать ту книгу, которая была у Григория и которую вы могли видеть.

Ирина поднялась со стула и пошла следом за Неверовым. Женщина чувствовала, что ее привычный мир рушится. И для того, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения, что Вселенная проваливается под ее ногами, а все, что казалось привычным, открывается вдруг с совершенно неожиданных и очень неприятных сторон, нужны были активные действия.

В то, что Григорий, ее Григорий, был террористом, верилось слабо. Но мозг уже работал, и какие-то мелочи, казавшиеся невинными причудами, теперь в контексте открывшейся информации, приобретали совершенно иной облик. И от этого никак невозможно было избавиться. Да Ирина и не была уверена, что это нужно. Если уж Григорий на самом деле террорист — его все равно придется останавливать. Любовь — это замечательно, но она не могла перевесить угрозы.

Глава 11

Пока Артура Силантьева везли, он надолго погрузился в сон. Собственно, на то и был рассчитан препарат, который ему вкололи. Сперва от него человек впадал в состояние прострации — терял ориентацию, не мог решить, куда ему самостоятельно двигаться, что делать и говорить. Минут через пятнадцать он погружался в крепкий здоровый сон. Если после этого человека не трогать, то через семь-восемь часов он просыпался, как правило ничего не помня о том, что было непосредственно перед тем, как он выключился.

Подполковник Суховей не мог позволить Силантьеву дрыхнуть так долго — не было времени. По большому счету у них было гарантированных часов пять на все, про все. Эдуард полагал, что этого будет достаточно, но люди — настолько непредсказуемый материал, что в любой момент могут выкинуть какой-нибудь совершенно необычный номер.

Артура положили на жесткую, заклеенную полиэтиленом кушетку в небольшой комнате, больше всего напоминающей процедурный кабинет в больнице, — белоснежный кафель на стенах, серый на полу, три металлических стула и металлический стол, на котором стояло что-то непонятное, накрытое белой материей. Из потолка мертво светили люминесцентные лампы, слегка шумел вентилятор и пахло дезинфекцией.

Из предметов, пожалуй не слишком обычных для больницы, присутствовала маленькая видеокамера в углу возле двери.

Экран, на который камера выводила изображение, располагался в соседнем помещении, по сути являвшееся захламленным кабинетом. Двадцатичетырехдюймовый монитор фирмы «Apple» показывал спящего Артура и кусок комнаты. Возле монитора стоял Суховей, глядя на мирно спящего секретаря. Подполковник жевал погасшую сигарету.

В кабинет зашел крепкий молодой человек с большой круглой головой и деревенским конопатым лицом, на котором странно смотрелись очки в тонкой оправе. Это был один из лучших штатных дознавателей Службы безопасности.

Существование таких специалистов всегда зашифровано от лишних глаз. По служебным протоколам они проходят как обычные оперативные сотрудники, причем довольно средние, чтобы не привлекать к себе внимания у разного рода проверяющих органов. В принципе, это можно понять — очень трудно объяснить образованному, интеллектуальному и высокодуховному человеку, что есть такие ситуации, когда допрос третьей степени является необходимой мерой. Современный человек немедленно поднимет шум, расскажет о том, что все люди равны, что преступники и террористы тоже имеют право на человеческое отношение к себе. В принципе, аргументы будут верными. Но человек, который всю жизнь прожил в обществе относительно законопослушных граждан, ни черта не смыслит в том, чем живет «дно» общества. Он не понимает, что туда соваться с законами высших слоев нельзя. Особенно тогда, когда речь идет о том, что из-за несвоевременных показаний могут погибнуть мирные жители.

Виктор Мантуш как раз и был специалистом по форсированной добыче информации из молчаливых персонажей. Конечно, Суховей предполагал, что Артур вовсе не окажется крепким орешком и расколется даже на простом допросе. Но человек предполагает, а бог располагает. Вдруг секретарь окажется упертым?

— Привет, Витя. Как дела?

Мантуш вздохнул и изобразил каскад жестов, которые должны были означать, что в жизни у него, пожалуй, все странно.

— Привет. Кажется, мне придется подавать на развод, — вздохнул Мантуш.