Читаем Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте полностью

Из литературных функционеров, ознакомившихся с рукописью в силу должностных обязанностей, названы главреды «Знамени» и «Нового мира», Марков, Сартаков, Щипачев. Но кто же определил срок цензурного запрета, подчеркнем, нельзя выяснить по гроссмановскому письму. Уместно предположить, что автор и не хотел это указывать точно.

Почему – другой вопрос. К нему мы еще вернемся. С точки зрения общей риторической конструкции письма он не играет сколько-нибудь важной роли. Важно, что сказано про «250 лет» сокрытия правды.

Уместна и ссылка на Н.Г. Чернышевского. В советскую эпоху он признан эталоном писателя-революционера. Ну а меньшевик Г.В. Плеханов к 1960-м годам вполне оправдан, вновь признан теоретиком социализма и основателем РСДРП.

Гроссман выстраивал риторическую конструкцию: от легендарных предшественников – Герцена, Чернышевского и Плеханова – к Ленину, эталонному большевистскому лидеру. Сталин, разумеется, отступник. Зато сменивший его Хрущев – продолжатель истинно коммунистических традиций. Он разоблачил диктатора-злодея, добился оправдания безвинно осужденных и бессудно расстрелянных, восстановил демократию. Коль так, арест романа – досадная оплошность, да и произошла она до XXII съезда партии. Ее нужно устранить.

Письмо Гроссман отнес в приемную ЦК партии. Дата на регистрационном штампе – 23 февраля 1962 года.

Контрприемы

Интрига вновь обострилась. Переданное в приемную ЦК КПСС письмо было сразу «принято к рассмотрению».

Но к Хрущеву оно попало отнюдь не сразу. Аппарату ЦК КПСС надлежало еще «подготовить вопрос».

Этим термином функционеры обозначали процедуру сбора документов, которые может потребовать начальник. 1 марта 1962 года заместитель председателя КГБ П.И. Ивашутин отправил в ЦК партии донесение, где характеризовал автора конфискованного романа.

Ивашу тин тогда исполнял обязанности председателя КГБ. Осенью 1961 года Шелепин был переведен на постоянную работу в ЦК КПСС.

Зампред КГБ знал, что гроссмановское письмо попало в приемную ЦК КПСС Поэтому отвечал на подразумевавшиеся вопросы: «Комитет госбезопасности докладывает дополнительные данные, свидетельствующие о том, что писатель Гроссман И.С. в кругу своих родственников и близких знакомых продолжает клеветать на социалистический строй, политику Коммунистической партии и Советского правительства».

Согласно донесению, Гроссман беседовал с друзьями и родственниками о проекте новой Программы КПСС. Документ этот был опубликован центральной прессой 30 июля 1961 года.

Лояльность при обсуждении проекта новой Программы КПСС подразумевалась. Однако Гроссман, согласно Ивашутину, лоялен не был. Не скрывал иронию, обсуждая базовые теоретические положения, относившиеся даже к марксистским представлениям о «кризисе капитализма».

Зампред КГБ акцентировал именно коренные разногласия. По его словам, «30 августа 1961 года в беседе с близким знакомым – писателем Липкиным С.И., рассуждая о проекте Программы КПСС, Гроссман заявил: “Я тебе должен сказать, что меня поразила эта Программа. Казалось бы, дадут намеки анализа. Повторено то, что было сказано Марксом. Кризисы. Где эти кризисы? Нет уже. Это же ложь. Это опровергнуто всем современным ходом развития западного мира. То есть поразительное какое-то абстрагирование от действительности”».

В донесении не сообщалось, где происходил разговор. Допустимо, что в квартире. Тогда сведения могли быть результатом прослушивания.

Кстати, разговоры Гроссмана с женой тоже пересказывались. Отмечено, что «13 февраля с.г. он заявил: “Я написал правду. Хотят отдать книгу, пусть отдают. Не хотят отдавать, пусть сажают”».

Из донесения следовало, что автор крамольного романа по-прежнему ведет «антисоветскую агитацию». Теперь лишь устно, вот и вся разница. А это дезавуировало аргументы Гроссмана, перечисленные в письме Хрущеву.

Но донесение оказалось аргументом недостаточным. Как явствует из записки, приложенной к документации КГБ, Хрущев распорядился 14 апреля обеспечить свое ближайшее окружение копиями гроссмановского письма, чтобы обсудить документ на заседании Президиума ЦК КПСС.

Функционерам опять следовало «готовить вопрос». Действовали спешно. 15 марта новый председатель КГБ – В.Е. Семичастный – подписал очередное донесение.

Кстати, он с 1950 года и в течение восьми лет был одним из секретарей ЦК комсомола, затем эту организацию возглавил. Успел под началом Суслова поработать – до и после опалы ревнителя идеологической целостности. По отношению к прежнему начальнику лояльность сохранил. Даже считался его креатурой.

Новое донесение – расширенное – адресовано уже не ЦК партии, а Хрущеву лично. Семичастный начал с описания предшествовавших событий: «Комитет госбезопасности в декабре 1960 года докладывал Вам о том, что писатель Гроссман И.С. представил в журнал “Знамя” для печатания свой роман “Жизнь и судьба”. Роман посвящен обороне Волгограда, в нем злостно критикуется советская социалистическая система, автор отождествляет фашистское и Советское государства, показывает, что в советском обществе жестоко подавляется личность».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное