Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Можно при желании поспорить о причинах сталинской неприязни к Шишкову и Муканову наряду с Гроссманом. А также – приязни к Василевской. Однако и то и другое нельзя доказать.

Но, пожалуй, наиболее убедительный аргумент – библиография. Всех трех «вычеркнутых» публиковали в дальнейшем без ограничений.

Причину же исключения Гроссмана из лауреатского списка можно выявить по отзывам в периодике. Там это отчетливо прослеживается.

С весны 1943 года тональность рассуждений критиков меняется. О повести они пишут без прежнего восторга, хотя и негативных отзывов нет.

Это объяснимо. В феврале советские войска, одержав победу под Сталинградом, перешли в наступление. Повесть об отступлениях и вере в скорую победу утратила актуальность.

Соответственно, автор статьи «Во славу родины», опубликованной журналом «Огонек» летом 1943 года, вынужден объяснять, почему советские войска отступали. Без объяснения оценка гроссмановской повести уже невозможна: «Мы принуждены были отступить с боями под натиском чудовищной военной машины, созданной немецко-фашистскими людоедами для своего страшного дела. Но все крепче и яростнее становились наши ответные удары. Красная армия, отступая, не только изматывала силы врага: она также приобретала в эти жестокие, страдные дни 1941 года боевую выучку, растила свой боевой опыт, училась бить врага, все с большим совершенством овладевала искусством современной войны»[294].

Получилось, что Гроссман объяснял, почему наступления впереди. И был прав: «Повесть рассказывает о днях отступления, но в ней уже заложен тот великолепный, подъемный дух, который привел к столь памятным и столь славным победам Красной Армии».

Таким образом, повесть Гроссмана представлена как уже сыгравшая нужную роль. И – отошедшая на второй план.

В августе «Знаменем» опубликована статья, где повесть опять расхвалена. Автор утверждал, что «разгадка жизненности и силы книги В. Гроссмана лежит в той общей мысли, которой подчинено все рассказанное в повести, в той, говоря словами М. Горького, “исторической сознательности”, которой она пронизана»[295].

Имелся в виду дар убеждения. Постулировалось, что «после Сталинграда и прорыва ленинградской блокады легко писать о великих преимуществах маневренной войны, о взаимодействии родов оружия, о творческом овладении военным делом, о дисциплине и военном профессионализме. Но повесть В. Гроссмана написана год назад».

Отсюда следовало, что повесть хороша, пусть и не по-прежнему актуальна. Таков был и заключительный вывод рецензента.

К весне 1943 года повесть сочли утратившей былую актуальность – пропагандистскую. Вот и причина, в силу которой Гроссман не стал лауреатом.

Сталин ли вмешался, принято ли решение на каком-то из предыдущих этапов – неизвестно. Однако в любом случае понятно: ни к повести, ни к автору не было претензий.

Уместно подчеркнуть: само по себе исключение Гроссмана или кого бы то ни было из лауреатского списка нельзя признать доказательством сталинской неприязни.

Кстати, в годы войны совокупный тираж книжных изданий повести значительно превысил сто тысяч экземпляров. И сумма гонораров оказалась гораздо больше, нежели Сталинская премия первой степени.

Мнимость опалы

Сам факт выдвижения кандидатуры Гроссмана на соискание премии был свидетельством официального признания заслуг. И конечно, высокого статуса.

Этот статус не подвергался сомнению. Никаких слухов о сталинской неприязни тогда не было. Так, в 1943 году издательство «Советский писатель» выпустило сборник фронтовых очерков Гроссмана – «Сталинград. Сентябрь 1942 – январь 1943»[296].

Книга была замечена сразу. Отзывы не просто хвалебные – восторженные.

В апреле журнал «Знамя» опубликовал статью И. С. Эвентова «Душа солдата. (О Сталинградских очерках В. Гроссмана)». Заглавие статьи, кстати, корреспондировало с заглавием одного из рецензируемых очерков[297].

Статью Эвентов начал описанием истории гроссмановской книги. Затем перешел к исходным тезисам: «Прошел год со времени героической эпопеи, разыгравшейся на Волге, у Сталинграда. За этот год опубликованы статьи и письма, показан документальный фильм, составлено немало стихов. Об этом будут написаны тома. Но очерки В. Гроссмана уже сейчас выделяются среди всего остального одной особенностью, которую мы замечаем почти с первых страниц и которая неотступно следует за нами дальше по столбцам этого замечательного цикла».

Особенностью Эвентов объявил психологизм гроссмановских очерков. По мнению критика, не случайно заглавие одного из них – «Душа красноармейца»: «Так вот о какой душе говорит здесь писатель! Он говорит о великой силе, поднявшей на подвиг наших мирных людей, о той неизбывной любви к родной земле, о стремлении отомстить за ее жгучие раны, которое сделало солдатскую доблесть наших бойцов не случаем, не простым исполнением службы, а грозным повелением сердца, волей души».