Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

О советских публикациях Гроссман в автобиографии не рассказывал подробно. Далее там сообщалось: «В 1942 г. я был свидетелем обороны Сталинграда от первых дней ее до начала нашего наступления. Очерки, посвященные обороне Сталинграда, печатались в “Красной звезде”, печатались отдельными изданиями, переводились на иностранные языки. Войну я закончил в Берлине. Я был свидетелем освобождения Киева, Одессы, в 1944 г., Варшавы, Люблина и ряда других польских городов. Был свидетелем битвы за Белоруссию, освобождения Минска. Все написанное мною за это время публиковалось главным образом в газете “Красная звезда”».

Его ценили. Как упоминалось выше, был в 1943 году награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда». Позже – орденом Боевого Красного знамени, медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

Он никогда не говорил, что участвовал в боях. Сказано в автобиографиях вполне определенно – «был свидетелем». Ну а службу фронтового корреспондента характеризовал кратко: «работа».

Итогом работы стал второй сборник – «Годы войны». Вскоре он был переиздан[301].

Первым откликнулся Эренбург. 23 февраля 1946 года его статья «Глазами Василия Гроссмана» опубликована «Литературной газетой»[302].

Читатели, разумеется, увидели в заглавии статьи аллюзию на один из гроссмановских очерков – «Глазами Чехова». Только речь там шла не о писателе. Герой – снайпер А. И. Чехов. Он стал, можно сказать, легендой Сталинграда.

Подразумевалась точность в изображении героев фронтовых очерков. Впрочем, Эренбург настаивал, что характеристика относится не только к ним, так как «Вас. Гроссман умно поступил, не отделив беллетристики от газетных корреспонденций: в его повести и рассказах много публицистики, связанной с пережитыми годами, а его газетные очерки часто достигают силы больших художественных корреспонденций».

Эренбург подчеркивал, что в прозе Гроссмана органично сочетаются художественность и документальность. Раскрылись новые стороны дарования: «По-разному сложилась судьба того или иного писателя. Для Вас. Гроссмана годы войны были фронтовыми годами: он не отмалчивался, не выжидал, не берег себя для “монументальных полотен”; с Красной Армией он встретился не на параде Победы, да и не под Берлином. Он разделил судьбу своих героев – учителей, шахтеров, агрономов; он не промчался по дорогам войны, он их исколесил, вязв их глине».

Согласно Эренбургу, на войне Гроссман исполнял свой долг, и это было важнейшей задачей. Все остальное – третьестепенно: «Он не написал так называемого “классического романа”, не мог написать хотя бы потому, что был занят другим; но он написал много замечательных страниц…».

Война, по словам Эренбурга, не помешала фронтовому корреспонденту остаться писателем. Он выполнил свой долг, и пришло время собственно литературных задач. Соответственно, рецензент утверждал, что вторая книга Гроссмана – «отчет о вчерашнем дне, и это материал для завтрашнего дня, для настоящего романа, посвященного Отечественной войне. Не знаю, кто напишет такой роман – Вас. Гроссман или другой, может быть, еще неведомый нам писатель, но знаю – каждый, кто возвратится к одному из самых потрясающих событий нашей истории, найдет в книге “Годы войны” ценнейшее: исповедь современника, правдивое изображение страстей, сделанное в ту самую минуту, когда страсти безраздельно владеют сердцем».

Эренбург доказывал, что метод истинного искусства – движение от частного к общему, и автор рецензируемого сборника именно так поступал. Значит, всякий, «кто возьмется за роман о пережитом, обязательно раскроет книгу “Годы войны” и посмотрит хотя бы разна мир глазами снайпера Чехова, глазами Вас. Гроссмана».

Претензий, по сути, не было. Эренбург отметил только, что очерки, написанные после 1943 года, не так ярки, как сталинградские. В итоге Гроссман был фактически признан первопроходцем современной военной литературы.

16 мая газета Военно-воздушных сил «Сталинский сокол» опубликовала рецензию П. Г. Антокольского на второй гроссмановский военный сборник. Она тоже была хвалебной – безвсяких оговорок[303].

Антокольский, в отличие от Эренбурга, уделил основное внимание повести «Народ бессмертен» и рассказам. Впрочем, тут же подчеркнул: «Но между художественной прозой В. Гроссмана и его очерками нет большого расстояния, принципиальной разницы. Книга проникнута творческим духом, и весь этот разнообразный материал воспринимаешь как нечто цельное и монолитное. Художник ни в чем не погрешил против правды, публицист в самом точном изложении событий остался вдохновенным поэтом».