Эллин есть успокоенный, не ажитированный иудей; иудей без глубины. Иудей есть желток того пасхального яичка, скорлупу и белок которого составляет эллинизм; скорлупу раскрашенную, литературную, с надписями «Христос Воскресе», с изображениями, живописью, искусствами. Мало ли что на скорлупе можно написать: целую эллинскую цивилизацию. Но скорлупа со всеми надписями хрупка, а белок мало питателен и не растителен. Важнее всего внутри сокрытый желток и в нем зародышевое пятнышко; это и есть
Эрих Голлербах особо подчеркивает, что:
Незадолго до смерти почувствовал раскаяние, <Розанов> просил сжечь все свои книги, содержащие нападки на евреев, и писал покаянные письма к еврейскому народу. Впрочем, письма эти загадочны: в них и «угрызения совести», и нежность, и насмешка [ГОЛЛЕРБАХ. С. 87–88].
Соглашаясь с этой оценкой поведения Розанова на публике, следует, однако, не упускать из вида то обстоятельство, что сопряжение восторженных гимнов библейскому иудаизму — Ветхий Завет, с яростной проповедью антисемитизма типично для традиционного христианского мировоззрения. В случае, например, славянофилов, все еврейство жестко подразделялось на ветхозаветных иудеев — Богоизбранный Народ, и современных
крепко ненавидят нас и болеют дьявольскою ненавистью, они — жалки, несчастны, подвержены страстям, ненависть ослепила их сердечные очи, они враждуют и против Бога, заповедавшего всем любовь…[457]
Именно с этих позиций в своей брошюре «Европа и евреи» (1914) он призывает к освобождению Европы «от евреев, от семитизации европейского духа» [458]
. Вне всякого сомнения, Розанов твердо верил в эсхатологическую борьбу двух рас — семитов и арийцев, был твердо убежден, что она завершилась Апокалипсисом — русской Революцией, в которой видит евреев «победителями» над всем исконно русским. «Веря в торжество Израиля, радуюсь ему», — возглашает Розанов. В своей последней публикации — «Апокалипсисе нашего времени» и предсмертных письмах он просит прошения у всех, с кем давно рассорился, и в первую очередь — у евреев. Розанов костерит почем зря русских — свой народ, который он и любит, и презирает одновременно. Евреям же он поет осанну. Но и здесь Розанов остается верен себе, смешивая в хвалебной песне боль и гнев, сарказм и сожаления, попреки и восхищение, слова надежды и признание в любви.