Василий Шукшин. Земной праведник

В самом деле, три сборника его рассказов «Сельские жители», «Там, вдали» и «Земляки» при своих 50-ти и 100-тысячных тиражах большого хождения не имели, до глубинки не доходили, полностью оседая в столицах. Это потом, после его смерти, «Роман-газета» обнародует его рассказы тиражом 1 550 000 экземпляров. Слава Шукшина-писателя была еще впереди. Многомиллионный народ знал его только по фильмам, причем собственные его картины, в которых он не играл, пусть даже премированные, на общем фоне особо не выделялись: в то время киноискусство было на подъеме, снималось много прекрасных фильмов и среди них – подлинные шедевры. Массовый зритель «запал» не на режиссера, а на актера Шукшина.

С первого своего появления на экране он, что называется, пришелся по сердцу тем самым «землякам», из которых он, собственно и вышел – они сразу его оценили и признали «за своего». И ведь не собирался Шукшин быть актером, не подозревал даже о своем даре лицедейства, согласился сыграть свою первую роль в кино, чтобы через нее взглянуть на съемочный процесс. А получилось – обрел свою первую кинематографическую профессию. И всегда оставался верен ей. Уже признанным писателем, кинорежиссером он продолжал сниматься, порой даже в эпизодических ролях. В его актерской фильмографии есть и незначительные, проходные фильмы – он не отказывал собрату-режиссеру, когда тот уж очень его просил. Чувствовалось, дорожит он временем, проведенным на съемочной площадке даже в качестве простого исполнителя, выразителя чужого замысла – иначе не было бы двадцати двух его ролей. Такой послужной список есть не у каждого популярного актера. Актерский труд не был для него повинностью ради заработка или компромиссом во имя бесперебойной работы в кино – тут все обстояло сложнее. Любил от это дело. Актерская работа оказалась для него судьбоносной. На съемочной площадке в перерыве между съемками писал он свои первые, опубликованные вскоре рассказы; в киноэкспедиции встретил свою будущую жену Лидию Федосееву; снимаясь в кино, в одночасье погиб. Что и говорить, актером был Шукшин по образу своей жизни, очень долго остававшейся кочевой, неустроенной – когда семьей становилась съемочная группа, а средой обитания маленькие города, поселки, заводы, деревенские избы, и все это «неустройство» оборачивалось «школой опыта», дальнейшим постижением бытия своего народа.

В этих экспедициях – точно также как в родной деревне – вся жизнь вращалась вокруг работы, и точно так же она начиналась рано утром и затихала поздно вечером – с ней засыпали и просыпались. Здесь мерилом человеческой ценности было трудолюбие. «Если в человеке обнаруживалась склонность к лени, то она никак не выгораживалась, не объяснялась никакими редкими способностями… – она была просто лень, поэтому высмеивалась, истреблялась. Зазнайство, хвастливость, зависть – все было на виду в людях, никак нельзя было спрятаться ни за слова, ни за фокусы», – так писал Шукшин о деревенских обыкновениях. Но то же самое бытовало и в киноэкспедициях, где все люди месяцами были на виду и от каждого требовался осмысленный, целеустремленный труд во имя общего дела. Шукшину полюбилась сама обстановка и атмосфера этих экспедиций – она в высшей степени отвечала вынесенным из детства, из родной деревни представлениям о том, как надо жить: работать дружно и сообща. Для него работа над ролью почти всегда начиналась в экспедиции – там он сразу брал «быка за рога».

Своим героям он отдавал все, что накопил на своем не долгом веку – свое понимание жизни, свое чувство правды и справедливости, свою внутреннюю свободу. Даже когда он играл неважнецкого или слабого человека, он силой своего искусства давал почувствовать: и такому человеку понятно, что есть правда и что ложь. От образа к образу он все глубже проникал в душу своего героя, хотя умение раскрыть человеческий характер было присуще ему изначально. Это самое драгоценное умение угадал в нем Марлен Хуциев, пригласивший его, неопытного студента-практиканта на главную роль в фильме «Два Федора» – вроде бы за типажную достоверность, за фактурность. Однако не так-то уж и фактурен был молодой Шукшин для роли солдата-богатыря, каким мыслился герой художественному совету: и перекрашивать его пришлось в пшеничного блондина, и снимать, подсвечивая со спины, чтобы казался он выше и шире в плечах. Но Хуциеву-то нужна была не фактура, а натура – органически правдивая натура без тени фальши.