Василий Шукшин. Земной праведник

Трудность же заключалась в том, что Шукшину предстояло играть не на своем – на чужом поле. Начальник строительства, убежденный в необходимости сооружения экологически вредного производства на берегу прекрасного озера – был не его герой. И сорокалетний мужик, положивший глаз на вчерашнюю школьницу – тоже его не трогал. Но назвался груздем – полезай в кузов. Играй! Не мог же он отказать самому Герасимову, попросившего о помощи и сотрудничестве.

И вот он вживается в образ, выстраивает систему координат, по которым определяет, что же это за личность – Василий Черных.

Конечно, это человек «из простых», близкий к земле, к природе, привыкший подолгу бывать под открытым небом – ему пристала простая одежда, созданная для того, чтобы защищать от дождя и ветра. В этой одежде он такой же, как сотни других людей, но стоит приглядеться к нему повнимательнее – и становится ясно: он не по-обыденному собран, сосредоточен на чем-то своем и никак не может позволить себе расслабиться – слишком уж большая на нем ответственность, слишком много у него обязательств. Вспомним, что говорил о себе сам Шукшин: «Никогда, ни разу в жизни я не позволил себе пожить расслабленно, развалившись. Вечно напряжен, собран». Вот такой и Черных – тут Шукшин пошел от себя и не ошибся: он сразу же приблизился к своему герою и этот «номенклатурный» человек стал ему понятен, близок. Он нашел в образе драгоценное зерно и сыграл производственника современного типа – умницу, всесторонне развитого человека. Его Черных – не только технолог и администратор в одном лице; это – по-настоящему богатая натура, яркий индивидуум, сочетающий в себе и душевную глубину, и ясность мышления, и кипучий темперамент. Беседует ли он с выдающимся ученым, спорит ли с непримиримым сослуживцем, любуется ли произведениями местного художника, вглядывается ли в девушку, остро задевшую его за живое – в каждом эпизоде чувствуется и его предельная собранность, за которой – постоянная работа мысли, и почти юношеская способность радостно удивляться богатству мира, разнообразию форм жизни. Нет, Шукшин не играл себя, но вольно или невольно отдавал герою то единственное, неповторимое, шукшинское, что вынашивал в себе. Главным в образе было то, о чем потом написал Герасимов, в предисловии к сборнику «О Шукшине»: «Он не делил ее (жизнь) на части по принципу „тружусь – отдыхаю“, потому что был человеком совершенно спонтанного творческого запала». Потому-то так доходчивы и естественны были «производственные» споры Черныха с оппонентами.

Главными оппонентами выступали отец и дочь Бармины. Герасимов осуществил свою идею: свести исполнителей разных поколений, но одной кинематографической школы. Так сошлись на съемочной площадке Олег Жаков, друг и единомышленник Герасимова еще с 20-х годов, со времен мастерской ФЭКС, Василий Шукшин, режиссер и актер Первого герасимовского объединения Киностудии имени М. Горького и Наталья Белохвостикова, студентка герасимовской мастерской ВГИКа. Конечно, можно возразить, что Шукшин учился во ВГИКе не у Герасимова, а у М. И. Ромма, но, по существу, роммовская школа была созвучна герасимовской. Недаром Ромм поддержал герасимовский эксперимент по объединению режиссерского и актерского курсов в одну мастерскую с общей учебной программой, а Герасимов привечал у себя на студии роммовских выпускников.

Разные люди с разным человеческим и актерским опытом – а Наташа так вовсе без опыта – сыграли на одном дыхании: сказалось не только сходство актерской фактуры, но и общность творческой позиции, состоявшей в том, чтобы отобразить богатство и сложность человеческой натуры. В то время психологизм был основой киноискусства, и каждый художник отыскивал к нему свой путь.

Конечно, Шукшину было очень интересно встретиться на экране съемочной площадки с таким мастером психологического портрета, как Олег Жаков. Подобно крупнейшим актерам мирового кино – Жану Габену, Спенсеру Трэси, Тосиро Мифуне – он мог, исходя из однозначности проявлений характера и внешности героя, всякий раз по-новому освещать создаваемый образ. Это достигалось не в преодолении собственной индивидуальности, а в открытии все новых и новых оттенков поведения и мировосприятия его героев. И при том актер был эмоционально скуп, умел выразить внутренний мир своего героя, не ставя акцентов на внешней стороне перевоплощения.