Василий Шукшин. Земной праведник

Такого рода попыткой оживить историческую личность стала роль маршала Конева, сыгранная в фильме Ю. Озерова «Освобождение». Шукшина попросили «помочь» в самый разгар съемок: заболел актер, игравший Конева в первых сериях. Приглашение было экстраординарным, но какая-то закономерность в нем угадывалась. И опять-таки дело было не в портретном сходстве (хотя, чтобы достичь его, Шукшин по три – четыре часа томился в кресле гримера). Образ Ивана Степановича Конева отвечал сущности Шукшина: тоже ведь крестьянский сын, щедро одаренный природой. Конечно, жизненный путь их был несоизмерим – Конев прошел большой воинский путь от комиссара времен гражданской войны до командующего армией, а затем и фронтом. Всю Великую Отечественную войну он бессменно находился во главе фронтов, действующих на главных участках борьбы с врагом. Шукшину досталось мирное время и благодатная профессия. Но при всем том их роднил бойцовский характер.

К сожалению, в последних сериях киноэпопеи «Освобождения», где играл Шукшин, маршал Конев возникал эпизодически – вся сложность заключалась в том, чтобы в каждом таком эпизоде создать ощущение присутствия очень сильной, поистине выдающейся личности. И, естественно, игра Шукшина была результативной – не хватало драматургического материала, чтобы развернуть образ во времени, создать психологический портрет. Куда больше места было уделено в фильме маршалу Г. К. Жукову, которого с большим подъемом играл Михаил Ульянов. Жуков поистине стал героем этого громадного кинематографического полотна. А Конев – нет. Как знать, отдай Озеров с самого начала эту роль Шукшину – и, может быть, тот сумел бы поставить своего Конева рядом с ульяновским Жуковым. А, может, вообще не согласился бы играть, сказав: «Не мое».

В ту пору многим казалось, что к героике Шукшин не восприимчив. Да он и сам вроде бы подтвердил это, выбирая темы для собственных фильмов. А уж когда сам в них снимался, то совершенно определенно продемонстрировал: какой образ дает ему посыл к творчеству и отвечает его актерской органике. Он мог бы написать для себя любую роль, а написал мужиков, вполне подходивших под определение «странные люди». «Главной темой в своем творчестве я мыслю крестьянство, – часто повторял он в своих выступлениях. – Мои любимые герои – алтайские хлеборобы». Но своих «хлеборобов» он заставил не крестьянствовать, а выяснять отношения с большим, сложным миром, который их выталкивает, заставляет играть какую-то чуждую, не милую им игру. Иван Расторгуев в «Печках-лавочках» болезненно обретает жизненный опыт в путевых встречах. «Странность» же этого мужика с увесистыми кулаками в том, что у него, как говорится, чересчур «нежная кожа», которую ничего не стоит содрать. И сдирают на каждом шагу, доставляя ему страдания, иной раз даже не желая уязвить, а, напротив, по своему проявляя интерес и внимание. Вот живет Иван с содранной кожей, и таких людей на Руси куда больше, чем может показаться – мысль глубокая, чрезвычайно близкая Шукшину. Но, разумеется, нет здесь столь необходимой советскому искусству героизации крестьянского труда. Сколько ни подталкивали к этому Шукшина партийные идеологи – он не поддавался. Его интересовали простые люди, идущие по обочине «большой жизни» – отнюдь не герои, не пассионарии. Иван Расторгуев, по крайней мере, механизатор, работяга, а вот Егор Прокудин в «Калине красной» – уголовник, «ворюга несусветный». Такого «героя» написал для себя Шукшин. И хоть посадил его к финалу на трактор, а все же не дал выйти в передовики. Ивана Расторгуева он играть поначалу не собирался, рассчитывал на Куравлева и, только смирившись с его отказом, примерился к этой роли, а вот Егора Прокудина точно сработал по своему облику и подобию, по своим художественным запросам и убеждениям. На такого вот крученого – верченого человека, сохранившего в душе странную нежность к молодым березкам, из которой пробилась потом нежность к женщине, не жалко было потратить свои творческие силы.

Но именно эти роли, сыгранные Шукшиным в собственных фильмах, обнаружили какой огромный запас внутренней энергии несет в себе этот художник – с такой энергетикой играть бы да играть тех самых пассионариев, которые позарез нужны духоподъемному советскому искусству. Да ведь сыграл от такого героя – сыграл с азартом, с полной отдачей. И хотя эта работа не была для него программной – и согласился-то он на нее для того, чтобы как следует провариться в котле «большого кинематографа», поработать рядом с крупным режиссером, мастером так называемого «постановочного фильма», все-таки есть некий знак в том, что последней ролью Василия Шукшина стала роль бронебойщика Лопахина в экранизации романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину».