Василий Шукшин. Земной праведник

Тут у самого Шукшина возникал вопрос: а не покажется ли пресной Егору эта правильная жизнь? Когда-то он написал повесть «Там, вдали» – в ней отозвалась та же шукшинская боль за сильного неординарного человека, мятущегося в поисках своей стези, жаждущего праздника. Только это была женщина, молодая и красивая, не одному человеку вскружившая голову. Беспокойная натура, требующая ярких впечатлений, подтолкнула ее к людям, «умеющим жить» – и началась веселая круговерть, праздник каждый день. Ольга стала укрывательницей краденого. Прятала заготовки для женских туфель, украденные на фабрике. Напрасно любящий, честный, бескомпромиссный муж ее Петр Ивлев, догадавшись о том, чем промышляют ее друзья, пытался спасти жену, открыть ей глаза.

«– Они воруют! – сорвался на крик Ивлев, но взял себя в руки. – Работают… Где это можно так работать, чтобы коньяк чуть ни каждый день пить? Иди поинтересуйся: часто рабочий человек коньяк пьет?

– Голову на плечах надо иметь.

– А у меня что, тыква? Чем я хуже их? Я вот с каких лет работаю…

– Ну и работай. От каждого – по потребности. Чего ты обижаешься? – Ольга, кажется, нарочно злила мужа и сама начинала злиться. – Ты – рабочий, гордись этим. А они хлюпики, стиляги… Чего они тебя волнуют?..».

Петру кажется, еще немного – и она все поймет: ведь правда на его стороне. Сопротивление озадачивает его, а Ольга переходит в наступление:

«– Сволочь ты… Верно сказал: тыква у тебя на плечах. Чего ты на людей налетел? Научился топором махать – делай свое дело… Я ухожу. Совсем. Люди, о которых ты говоришь, не такие уж хорошие. Никто не обманывается, и они сами тоже. А ты – дурак. Загнали тебя на „правильную дорогу“ – шагай и помалкивай…».

Умная, честная перед собой Ольга понимает, что идет по кривой дорожке и, пройдя через тюрьму, всеми силами хочет вернуться к нормальной здоровой жизни, но и жить так пресно и скучно, как Петр, она не может…

Не так ли и Егор Прокудин пытается одолеть свою беспокойную натуру, загнать себя «на правильную дорогу», чтобы потом сорваться, выкинуть опять какой-нибудь фортель? Правда, рядом с ним – родная душа, славная Люба, не то что – нелюбимый муж у той же Ольги. С Любой роднит Егора внутренняя раскованность, способность жить без оглядки на мелочный житейский опыт, повинуясь только собственному вкусу к жизни. Люба – внутренне свободный человек – и при том размеренная трудовая жизнь ее не тяготит: она сама плоть от плоти этой жизни. Наверное, с такой женой и Егор бы вошел во вкус деревенских буден, стал бы с полной отдачей крестьянствовать. Ан, нет – помните, что говорит он березкам на краю пахотного поля: «…простоишь с вами и ударником труда не станешь… а мне надо в ударники выходить. Вот так». Шутка? Он вообще-то мистификатор, этот Егор. Но тут, наедине с березками – не будет он валять дурака. Нет, вовсе он не шутит, разве что слегка подзуживает себя. Ему действительно надо выходить в ударники, в герои труда – иначе не интересно. Не может он вот так просто безбедно существовать – во всем он должен дойти до упора. Но выйдет ли такой вот Егор с его независимым заковыристым характером в герои? Вон, он уже успел показать свое «я» председателю колхоза и если не нажить врага, то, по крайней мере, насторожить человека, от которого теперь зависит. Ибо работа, даже такая «одинокая», как у тракториста, это всегда зависимость, а зависимость невыносима Егору. Так что же будет с ним дальше, приживется ли он в деревне? Ответа на этот вопрос не знал даже Шукшин. Точно так же, как прежде не знал, что станет с красавицей Ольгой. Слишком уж туго была затянут узел противоречий.