Генеральный прокурор и председатель КГБ пришли к выводу, что оснований для изменения приговора нет и Василия Сталина следует в ближайшее время перевести во Владимир: «В своем заявлении В. И. Сталин пишет, что он якобы по состоянию здоровья вряд ли выдержит определенную ему судом меру наказания (тут Роман Андреевич и Иван Александрович привычно передергивают — Василий писал о гибельности для него только одиночного заключения, тогда как суд формально приговорил его к исправительно-трудовым лагерям; но в этой передержке была и проговорка: Руденко и Серов прекрасно знали, что сын Сталина будет содержаться в куда большей изоляции, чем обычные заключенные. —
Докладывая об изложенном, считаем, что В. И. Сталин за совершенные им преступления осужден правильно, и оснований для пересмотра решения по его делу не находим.
В ближайшие дни он будет направлен во Владимирскую тюрьму для отбытия наказания, где имеется в виду использовать его на работе в мастерской».
Первое из известных писем Василия Сталина Никите Хрущеву, направленное из Владимирской тюрьмы, поступило в ЦК КПСС 13 июля 1956 года. В нем Василий делился мыслями по поводу принятого ЦК по итогам XX съезда партии постановления «О преодолении культа личности и его последствий»:
Прочитал постановление. Вы опять можете сказать: «Кто его спрашивает, его мнение?!» Но мне не с кем делиться своими мыслями. Считая себя коммунистом, я думаю, что самое верное делиться своим мнением о решениях партии — с партией. Поэтому и беспокою Вас.
О постановлении.
Это справедливое завершение начатого. Слишком много кривотолков и искажений бродило вокруг этого вопроса. Хотя я думаю, что это не финал, но постановление до того своевременно, что я, как сын, даже рад ему. Вы не представляете, что наворачивали вокруг этого вопроса. Как коммунист, могу только сказать: Ильич называл самой правильной политикой принципиальную политику. Сделано по Ильичу. Перед народом, партией, для их блага должно склоняться все и вся.
Первая часть письма с одобрением постановления потребовалась сыну Сталина для того, чтобы выхлопотать себе некоторые послабления в режиме содержания. Об этом Василий написал во второй части своего послания:
«Два слова о себе.
Безусловно, разговор с Вами был бы очень большой радостью для меня. Личная беседа многое разъяснила бы и Вам, и мне.
Сейчас отбываю срок. Работаю.
О семье, Никита Сергеевич, позвольте Вас побеспокоить. Вы знаете, что я писал Президиуму ЦК КПСС о жене своей Екатерине Тимошенко (точнее, о своем разрыве с ней. —
Сейчас с семьей все наладилось. Екатерина была у меня. Но теперь вопрос с свиданиями не разрешен. Они (свидания) положены, и все их получают. Раньше я их получал, правда, очень нерегулярно, не так, как все остальные. Но теперь, с восстановлением законной семьи, тюремное начальство «растерялось». Без Москвы не дают свидания с законной женой, хотя не с законной давали. Нелогично. Юридически не имели права давать в первом и не имеют права отказать во втором, законном случае. Вообще, Никита Сергеевич, говоря правду, получается много отклонений в сторону строгости режима содержания. Причем эти отклонения колеблются в сторону «прижима» или ослабления в зависимости от усиления или затишья борьбы с культом личности в прессе. Неясно, почему так, но получается, правда, в мелочах, хотя Вы понимаете, что свидание 2 часа или 6 часов при пути из Москвы 4–5 часов и моем положении для меня не мелочь и очень болезненно воспринимается. К тому же соседи получают свидания и на ночь, и на две, так как такие свидания положены по закону и не являются роскошью. К тому же по приговору у меня лагеря, а сижу в тюрьме. Это не так меня беспокоит (нарушение приговора, да еще в сторону строгости), так как я, Никита Сергеевич, сам прячусь от людей, а где спать, в камере или в бараке, мне все равно, весь день проходит на работе в мастерской. Но лагерные условия резко отличаются от тюремных в отношении свиданий, в лагере даже возможно жить с семьей за зоной лагеря и являться на работу в положенное время. Вот это единственное, что меня очень интересует. Но если Вы против такого режима, то пусть хоть дают чаще и дольше свидания, чтобы хоть как-то компенсировать камеру и более строгое, чем обусловлено приговором, содержание.