Василий Суриков – великий сын земли сибирской

Первое, что у меня в памяти осталось, – рассказывал он, – это наши поездки зимой в Торгошинскую станицу. Мать моя из Торгошиных была. А Торгошины были торговыми казаками – извоз держали, чай с китайской границы возили от Иркутска до Томска, но торговлей не занимались. Жили по ту сторону Енисея – перед тайгой. Старики неделеные жили. Семья была богатая. Старый дом помню. Двор мощеный был. У нас тесаными бревнами дворы мостят. И иконы старые, и костюмы. Самый воздух казался старинным. Сестры мои двоюродные – девушки, совсем такие, как в былинах поется про двенадцать сестер. В девушках была красота особенная: древняя, русская. Сами крепкие, сильные. Волосы чудные. Все здоровьем дышало. Трое их было – дочери дяди Степана – Таня, Фаля и Маша. Рукоделиемъ они занимались: гарусом на пяльцах вышивали. Песни старинные пели тонкими, певучими голосами. Помню, как старики Федор Егорыч и Матвей Егорыч под вечер на дворъ в халатах шелковых выйдут, гулять начнутъ и «Не белы снеги…» поют. (Они были из крестьянской ветви Торгашиных, начиная с прадеда Андрея Константиновича, записанного из казачьего сына в крестьяне (см. родословную Торгашиных).) А дядя Степан Федорович (Торгашин Степан Федорович (1810-?), родной брат матери художника, послужил натурой для чернобородого стрельца в картине «Утро стрелецкой казни», а его жена, Евдокия Васильевна, позировала для головы боярыни Морозовой. Они вышли из потомственной ветви Торгашиных, из линии Федор – отец, Егор – дед, Иван – прадед, Андрей – пращур, Константин – прапращур, Роман – прапрапращур, Яков – прапрапра-пращур, Петр – прапрапрапрапращур (см. родословную Торгашиных)) с длинной черной бородой. Это он у меня в «Стрельцах»– тот, что, опустив голову, сидит, как агнец жребию покорный.

Там старина была. А у нас другое. Дом новый. Старый Суриковский дом, вот о котором в истории Красноярского бунта говорится, я в развалинах помню. Там уже и не жил никто. Потом он во время большого пожара сгорел. (Художник неточен. Дом казаков Суриковых, упоминаемый историком-архивистом Н. Н. Оглоблиным в статье «Красноярский бунт 1695–1698 годов», сгорел 26 июня 1773 года. Суриков мог помнить старый дом по Болынекачинской ул. (ныне ул. Марковского), во второй куртине-квартале, по левую сторону, под № 77, построенный в конце XVIII века, перешедший по наследству от прапрадеда художника Петра Васильевича Сурикова к его старшему сыну Степану, или дом своего прадеда Ивана Петровича на той же улице, но «в третьей куртине», по правую сторону, под № 173, однако не наследственный, а приобретенный им самим у крестьянина Тихона Пьяненкова. Оба эти дома сгорели во время пожара Красноярска 17–18 апреля 1881 года.) А наш – новый был. В 30-х годах построенный. В то время дед еще сотником в Туруханске был. Там ясак собирал, нам присылал. Дом наш соболями и рыбой строился. (Дом Суриковых по ул. Благовещенской, 76 (ныне ул. Ленина, 98), в котором родился художник, – деревянный, двухэтажный, под железной крышей, был построен в 30-х годах XIX века. Семья Суриковых обычно занимала нижний этаж его. В настоящее время здесь Музей-усадьба В. И. Сурикова. Василию Ивановичу Сурикову (1786–1836), дяде художника, была отведена земля «по Благовещенской улице в смежности с домами, идучи со двора по правую руку урядника Енисейского городового казачьего полка Максима Теряева, а по левую того же полка сотника 10-го класса Михаила Вкована длиннику по улице восемнадцать (18) по поперечнику внутри куртины тридцать шесть (36) линейных сажень…»