Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве (СИ)

Я сморгнула, прогоняя видение своей смерти и почти пропустила слова Змея мимо ушей невольно, не без страха и глупой надежды следя за Кощеем, тайно ожидая, что он сейчас шевельнется — не желало вмещаться в меня осознание царевой смерти. Слишком легко ее приняли Змеи, пусть и с горечью, но спокойно, как большую беду…но смерть государя не была большой бедой — слишком мелким и несерьезным казалось это означение для приключившегося горя.

Вот только не одну лишь радость испытала я, когда рука Кощеева все ж таки дрогнула и он первый, неслышный вздох сделал.

— Горыныч, — сиплым от ужаса голосом едва слышно позвала я, отчаянно путаясь в чувствах. Радость моя была безумной и слишком тесно соседствовала со страхом.

Занятые обсуждением приговора царевича, меня не услышал ни один Змей. Зато услышал Кощей.

Глаза он открыл резко, слишком уж резко, чтобы это не вызывало колючего холодка в животе, повернул голову ко мне и я окончательно забыла, как дышать. Зрачок его горел красным, неживым огнем, побелевшие губы были плотно сжаты, кожа на скулах посерела и натянулась, черты заострились, лицо вытянулось, нос удлиннился.

— Аспид, — еще раз позвала я, чувствуя, как меня душит паника.

Старший змей обернулся — то ли расслышал мой призыв, то ли почуял неладное, увидел как царь его с неторопливой целеустремленностью недавнего трупа поднимается с пола, как не видно крови на черной рубахи и не разглядеть жизни в омертвелых глазах. Аспид выругался с отчаянной злостью, привлекая к проблеме внимание сыновей. Про Ивана они забыли в тот же миг.

Я сидела как сидела, на третьей ступени, подобрав ноги и боясь шевельнуться, пока три Змея пытались усмирить своего царя. И камень крошился под их ногами, стены стонали, а я почти сразу зажала уши, уткнувшись носом в колени, чтобы не видеть и не слышать. Порывы чужой магии сильной и беспощадной, рвали подол сарафана, ерошили мои волосы, завывали в темной вышине сводов.

Продолжалось ли это часы, или минуты я не знала, но к тому моменту, как гром затих и ураган погас, а я смогла открыть глаза и осмотреться, тронного зала больше не существовало, это были развалины, нетронутым островком безопасности осталась лишь лестница ведущая к трону и, собственно, сам трон.

Ивана видно не было и нельзя было сказать погребен ли он под каменными обломками, или сумел уползти раньше, чем его пришибло.

Побитые, тяжело дышащие змеи, с натугой прижимали к полу Кощея. Тому тоже досталось, но выворачивался он с молчаливой, устрашающей решительностью, в любое мгновение готовый вырваться из крепкого захвата.

— Не сдюжим, — простонал Горыныч.

— Должны, — отозвался Аспид, темная кровь его лениво вытекала из глубокой раны на плече, мерно капая на спину придавленного к полу Кощея.

— В прошлый раз легче было, — отдуваясь заметил Тугарин.

— То первая смерть была, сейчас вторая. — напомнил Аспид пока царь его молча пытался вернуть себе свободу.

— А я… — язык не слушался, я сипела, будто голос сорвала, очень хотелось свернуться клубком и немного поплакать, но я упрямо откашлялась и немного увереннее даже чуточку громче спросила: — Я могу как-то помочь?

— Можешь, — согласился Тугарин, — не путайся под ногами.

И я осталась сидеть на ступенях, покорная и тихая все еще переживающая страшный момент Кощеевой смерти. Совсем нереальной сейчас, когда он рычал в бессильной злости, вырываясь из крепких тисков змеиной хватки.

Как царя утащили из зала я не видела…или видела, но не запомнила. Было сложно понять, где я нахожусь и что вокруг происходит — осознание случившегося настигло меня и не жалеючи приложило о суровую реальность.

Там, на ступенях, меня и нашел Вой, что вместе со своими волками пришел разбираться с разрухой учиненной Змеями и Кощеем.

— Эй, царевна, — когтистая лапа осторожно похлопала меня по плечу, — живая?

— Я-то да, — ответила рассеянно.

Кажется Вой задавал еще какие-то вопросы, тряс за плечо, заглядывал в глаза. Я…сидела.

Сначала на ступенях в разрушенном зале, потом на лавке в доме Еловы, кажется, меня даже отпаивали чем-то горьким и остропахнущим.

Потом наступило утро.

Ворвалось далеким зычным рыком, обиженным поскуливанием и звоном металла. И еще тихим, задушенным шепотом, которым переговаривались надо мной взбешенная знахарка и неуступчивый Тугарин.

— Девочка должна отдыхать, — шипела Елова не хуже Змея.

— Я всего-то верну Василису в замок, в ее комнату, где ей ничего не угрожает, — отвечал Тугарин, и мне казалось, в моем вязком полубреду, что это под кроватью возятся ужи.

— Ей и здесь ничего не угрожает.

— Царевич, чтоб его карачун побрал, ей угрожает. Не нашли мы его тела под завалами, сбежал, бесово отродье.

Это была невероятная новость, заставившая меня сообщить о своем пробуждении.

— А оборотни? Почему не ищут? — прохрипела я, силясь открыть глаза. Глаза не открывались, я была отвратительно слаба и подавлена. Вот уж с чем с чем, а с потрясениями, что вчера приключились, справляться дядька меня не учил. Стрелять учил, верхом ездить учил, драться…пытался учить, а с чужой смертью мириться, да после оживлению не удивляться — не учил.