Вассал и господин

Граф поманил Волкова за собой в ближайшую дверь, говоря при том:

– Думаю, догадываетесь, Эшбахт, зачем я звал вас?

И в тоне, и голосе его уже не было и сотой доли той любезности, с которой говорил он с Брунхильдой.

– Неужто опять жалобщики вам докучают? – не стал притворяться Волков.

– Третий день вижу их в доме своем, – чуть не сквозь зубы проговорил граф. Он остановился и повторил многозначительно: – Третий день. В городе праздник, а я по вашей милости должен лицезреть эти постные физиономии и слушать причитания этих… господ. – Последнее слово он произнес именно с тем выражением лица, с каким чистокровный аристократ и должен говорить о наглой черни, что вдруг решила зваться «господами». – Что там произошло у вас с ними? Отчего вы не пускаете плавать их по реке?

– Людишек со мной пришло немало, люди ратные, проверенные, господину герцогу всегда пригодны будут. Так вот решили они рыбу ловить, ловят только на своей стороне реки, на чужую не лезут. Так эти сплавщики леса им по сетям раз за разом ездят. Сети рвут. Я просил соседей только об одном – плавать по своей стороне реки. И более ничего.

– А деньги? Деньги с них брать намеревались.

– Так предложил им, предложил брать по самой скромности. Не от корысти, а на пропитание людишкам своим. Талер с плота, раз хотят по моей стороне реки плавать.

– Я так и знал! – Граф погрозил ему пальцем. – Я так и знал. Пойдемте, я как вас увидал, так сразу понял, что ждать мне хлопот от вас. Ждать хлопот. Не из тех вы, что смирно себя ведут, вы так и будете задирать соседей. На лице у вас то написано.

Волков молчал, а граф фон Мален продолжил:

– Помните, о чем вас канцлер просил?

– Помню. Блюсти мир.

– Я не напрасно вам про канцлера напомнил, скажу вам по секрету, что лучше разозлить самого нашего курфюрста, да продлит Господь его лета, чем его канцлера. Канцлер не спустит и не забудет, такой он человек. Еще раз спрашиваю вас, не устроите ли вы нам войну?

– Войны не будет, – заверил графа Волков. – Обещаю, коли яриться начнут, так я отступлю. Да и некому там сейчас воевать, тысяча человек из кантона на юг с королем ушли, воюют с нашим императором.

– Ах, вот как? Откуда сие известно?

– Известно сие наверняка. Люди были на том берегу. Знают.

– Хорошо, но не доводите до войны, – сказал граф фон Мален и открыл дверь.

Они вошли в кабинет, где уже было трое господ. Все люди достойные, одного из них Волков уже видел. Тот самый господин, на губе которого была бородавка. Теперь имя его Волков расслышал и запомнил. То был не кто иной, как выборный глава Гильдии торговцев лесом, древесным углем и дегтем города Рюмикона, также был он еще и членом консулата кантона Брегген от того же города Рюмикона. Человек, видно, не последний, имя его было Вехнер.

Господа были злы и, судя по их лицам, не собирались идти на уступки.

– Все, чего прошу я, так это не рвать мне сети. Дать людям моим пропитание, – примирительно говорил Волков.

– А кто просил талер за плот?! – воскликнул один из гостей.

– Так то, чтобы только примирение найти, – отвечал кавалер. – А нет, так плывите вокруг острова, по своей воде.

– То невозможно. Там камни, плоты рвутся, – говорил Вехнер, он, кажется, был самым умным из купцов.

Одни и те же речи звучали в зале несколько раз.

Волков повторял, что ему нужно рыбу ловить, и просил купцов гонять плоты по своей стороне реки. Купцы ярились и ругались, грозились войной и утверждали, что испокон веков гоняли плоты там, где им нужно, так и впредь такое будет. Граф не встревал в разговор, видно, ждал, пока купчишки устанут. Только кивал в ответ на их праведный гнев. Но Волков не уступал, был он вежлив и доброжелателен как мог, но тверд, на крик и угрозы отвечал одно: что людишки его к войнам привычны, а коли их хлеба лишат, так и воевать готовы.

Хоть и казалось, что разговор выходит пустой, но так на самом деле не было. И Волков уже понял, что двое младших – это крикуны, горлодеры. Пугают они войной, говорят, что не потерпят, но если бы силы у них были на войну, то уже развернулись бы да пошли. А раз не уходят и кричат, значит, нет у них сил воевать или не дали им права начинать войну. А когда пришло время, приумолкли эти двое, говорить начал Вехнер. Уж он точно был самым хладнокровным среди купцов, на крик не переходил, говорил мало, хоть и с жаром. Волков ждал этого и был рад, что граф все понимал, только ладонью крик понижал, мол, тише, господа, но не встревал в разговор, разве что упрашивал господ купцов не распаляться, чтобы те к ругани не перешли.

Все шло как нужно, и когда уже мысли и желания всеми были высказаны трижды, когда доводы прозвучали четырежды, Волков и вымолвил:

– Так готов я уступить вам, из любви к миру и чтобы прослыть добрым соседом, прошу от вас людям своим на прокорм восемьдесят крейцеров с плота проходящего.