Вассал и господин

Торговец глядит на него изумленно. А Сыч выпивает жадно, разом и до дна, с коня не слезая. Все опять смеются, от ловкости и жадности Сыча.

Волков коня остановил, смотрит, чуть улыбаясь. Не лезет.

А тут один из богатых людей города, что стоял у дверей лавки, кажется, с женой под руку, и кричит Брунхильде:

– А кто же вы, прекрасная госпожа? Отчего мы не видали вас в нашем городе раньше?

Брунхильда смутилась от его вопроса. Смотрит на мужчину, ресницами хлопает, слова для ответа ищет. И Максимилиан молчит, и Сыч, и как назло, на улице музыка смолкла. Кажется, вся улица на нее смотрит и ответа ждет. Да, всем интересно, кто же эта красавица. И молодой торговец с кружкой стоит тут же, рот раскрыв. И другие люди. И даже Бертье, что увязался за ними в город, и тот, кажется, ждал, что она ответит. И видя, что все этого ждут, Волков и заговорил. Ему надо было сказать: «Поехали». На том бы все и закончилось, а он на всю улицу заявил:

– Это Брунхильда Фолькоф, сестра кавалера Фолькофа, господина Эшбахата.

Кто-то закричал: «Ах, что за красота эта Брунхильда Фолькоф!»

И люди на улице загалдели, соглашаясь с этим. Снова забил где-то рядом барабан. Запиликала музыка. Сыч поехал вперед. Брат Ипполит потянул вожжи, и телега Брунхильды двинулась за ним, а девушка повернулась и поглядела на Волкова. И во взгляде этом не было уж той Брунхильды, что видел он все последнее время, взгляд ее был холоден, что лед в декабре.

Волков понял, что зря он сестрой ее назвал. Думал, что ей это честь будет. Да видно ошибался он. Вообще зря он взял ее в город. Сидела бы в Эшбахте.

Глава 41

Они торопились, проезд по городу был непрост, люди гуляли, весь город вышел на улицу, но к дому графа приехали как раз к обеду. И на церкви, что рядом была, колокол пробил полдень. Волков Брунхильду во дворе в телеге хотел оставить, а потом ей найти гостиницу, но вышло все иначе. Во дворе сам граф оказался, гостей каких-то провожал. Богатых купцов по виду. А как Волкова и его людей увидал, так со своим человеком к нему пошел. Мельком взглянул на телегу с красавицей и взгляд свой на ней задержал. А уж когда разглядел Брунхильду, так и на Волкова смотреть перестал, глаз от девушки не отводил.

– Ах бог ты мой. Что же за нимфа, что за наяда посетила дом мой? – говорил он, протягивая ей руки.

И был он так галантен, что Брунхильда растерялась, но обе руки ему протянула. И на одной ее руке болталось распятие на четках.

– Еще и набожны вы? – восхитился граф, беря ее руки со всей возможной куртуазностью. Сам же он повернулся к Волкову и спросил: – Кто же этот ангел?

Волков молчал, вот теперь он уже уже наверняка знал, что зря взял Брунхильду с собой в город. Так она сама стала говорить, уже на него не оглядываясь:

– Имя мое Брунхильда Фолькоф. Я сестра господина Эшбахта.

– Сестра! – вскричал барон. Он отвел от нее глаза, посмотрел на Волкова, потом опять на девушку и снова на Волкова. – Ах, ну конечно же, тут и слепой родство увидит. Так отчего же вы, Эшбахт, не сказали, что у вас ангел в сестрах имеется? Отчего ангела такого в свет не выводили?

Где там граф между ним и Брунхильдой сходство увидел, Волков не знал, опять промолчал, а Брунхильда обнаглела, косилась на него и продолжала говорить за них двоих:

– Это все от нелюдимости его солдатской. Всю жизнь при солдатах да при других грубых людях, при конях. Как с дамами себя вести – не знает, учить его надобно, но некому. Папенька помер давно.

Говорила она с ехидством, не столько графу, сколько Волкову.

– А меня зовут Фердинанд фон Мален. – Граф поклонился и поцеловал ей руку. – Я хозяин дома этого. Прошу вас, разрешите мне быть вашим слугой, дозвольте показать вам мой замок. – Граф помог девушке выбраться из перин и вылезти из телеги: – Отчего же, Эшбахт, вы не сказали, что приедете с сестрой, мы и не подумали приготовить еще одни покои.

– Ничего, – буркнул Волков, слезая с коня и морщась от боли в ноге. – Нам одних будет довольно.

– Мы издавна к одной постели привыкли, – невинно сказала Брунхильда. – Ничего, поспим опять вместе.

«Дура», – подумал Волков, разозлился на нее, но вида старался не показывать.

– Нет же, не быть такому, – возразил граф. – Сейчас же распоряжусь приготовить покои для молодой госпожи. К чему ютиться? Лучшие будут вам покои, какие в доме найдутся.

Он взял девушку за руку и повел в дом, что-то говоря ей. А она в другой руке несла Библию, слушала графа и улыбалась, но скромно, так, чтобы отсутствия зуба не показать. А на гостя граф больше и не глянул даже. Волков и Бертье пошли следом. Максимилиан, брат Ипполит и Сыч остались во дворе разбираться с лошадями и сундуками.

– Ах, прекрасный ангел, – заговорил граф, когда они остановились в большой зале, – прошу прощения, забыл совсем, старый глупец, но вынужден покинуть вас, дела ждут меня и вашего брата. Мой мажордом проводит вас в ваши покои. – Он, не отрывая взгляда от Брунхильды, велел: – Генрих, госпожа будет жить в правом крыле, в тех покоях, что с балконом. Пусть вещи ее туда несут.

Мажордом поклонился графу и рукой указал девушке куда идти.