Вассал и господин

– Как плот поплывет, так ты кричи ему и ругай, требуй, чтобы пристал к берегу, но сам его не лови и не стреляй в людей, пусть уплывают. Шуми для вида. Как человек мой вернется, скажи, чтобы ко мне в имение побыстрее скакал. Жду я его.

– Сделаю, как пожелаете, – отвечал сержант Жанзуан.

Глава 40

Как Волков и ждал, ему уже письмо привезли. От кого? Конечно же от графа. Говорил быть к нему по делу к четвергу, к обеду. Значит, купчишки уже до графа добрались – нажаловались.

– Собирайся, – сказал он Брунхильде, прочитав письмо, – едем в Мален.

– Епископа слушать? – обрадовалась та.

– И епископа тоже, – отвечал он, – завтра поутру выезжаем. А пока мне воды пусть нагреют, мыться буду.

– Велю чан нести и воду таскать, – обещала весло Брунхильда, – сама вас помою.

А девушка радовалась, позвала Марию смотреть, какое платье чистое, а какое стирать надобно, пока сама пела от радости.

В тот же день приехал Сыч, рассказывал долго о том, что творится на чужом берегу:

– Об этом только и говорят все в кабаках, мужики и купчишки вас ругают. По всему Рюмикону гул идет, так вас чихвостят. Купчишки кричат спьяну, что пора, дескать, и поучить вас.

– И что за купцы? Большие?

– Де нет, мелочь, – презрительно морщился Сыч. – Всякие кабацкие, что от меди едва на серебро перешли, но пыжатся, негодуют. Кричат, что деньгу на людей добрых дадут. Говорят, проучат вас.

– Значит, проучить собираются? – мрачно ухмылялся Волков.

– Ага, – кивал Сыч, – говорят, пора, мол, благородную кровь по реке пустить, чтобы плавалось по ней полегче. Но то все по пьяной лавочке шумят.

– А людей добрых собирают? – спросил кавалер, хотя знал, что это маловероятно, раз его на суд к графу зовут.

– Так некому там собираться. Король месяц как кинул клич, так с кантона почти тысячу человек собралось да на юг подалось с нашим императором воевать, – рассказывал Фриц Ламме. – Все лишние добрые люди ушли. Один одноглазый говорил, что король в кантоне две тысячи людей собрал, да думаю, врет.

– А ополчение с городов? Может, они собираются? Может, гильдии кого нанимают?

– Нет, об том и речи не было, а коли будут людишки с железом на том берегу собираться, так свинопас нам сразу весточку привезет. Он мальчишка смышленый. Я ж ему еще денег дал.

– Ну, а в городах друзей не заводишь?

– Сговорился с парочкой, выпивал с ними, да людишки больно ненадежные, игроки кабацкие, жулики. Продадут за кружку пива.

– Хорошо, ты молодец, Фриц Ламме.

– Спасибо, экселенц, – улыбался Сыч. И тут же корчил жалостливое лицо: – Экселенц…

– Знаю. – Волков достал три талера, дорого, конечно, все это давалось ему. – На, держи.

– Всего три? – Лицо Сыча не делалось счастливым.

– Ступай, и тому рад будь, нет у меня сейчас лишнего серебра.

Он еще домыться не успел. Сидел на лавке, Брунхильда ему голову полотенцем вытирала, когда пришел Рене и сказал:

– Вора вашего привели.

– Якова? – не поверил кавалер, освобождаясь от рук и полотенца Брунхильды и беря рубаху с лавки.

– Его, – подтвердил Рене.

– Кто же его поймал?

– Во Фринланде его поймали, сюда привели. Сержант на дворе стоит, ждет вашего дозволения войти.

– Зовите.

Сержант из Фринланда был высок и статен, как и положено настоящему сержанту. На цепи за собой он ввел в дом мальчишку Якова. Руки и шею его сковывали колодки. Может, колодки были тяжелы, может, просто стыдно ему было, но головы вор не поднимал.

– Господин Эшбахт, – важно начал сержант, – согласно договору, что есть межу землей Ребенрее и Фринландом, о возврате беглых крепостных и по решению судьи Кальнса, что судит милостью архиепископа Ланна и Фринланда, возвращаю вам вашего крепостного, что взят был у нас в городе Эвельратте без бумаг и имущества.

– Спасибо тебе, сержант, что поймали вора, – сказал кавалер, и в голосе его не было ничего хорошего для Якова. – А конь при нем нашелся?

– Мне о том не ведомо, – отвечал сержант, – пьян он был, валялся в кабаке два дня, пока кабатчик стражу не позвал. Сказал, что деньги за пиво не платит. Стража учинила розыск, он и сознался, что беглый от вас. По суду велено вернуть вам его.

– Где мой конь? – спросил Волков без всяких эмоций.

Юноша буркнул что-то, не поднимая глаз от пола. Никто не понял, что он ответил.

Тогда Сыч подошел и дал ему в ребра:

– Говори, паскуда, громко, когда господин спрашивает.

– Украли, – срываясь на рыдания, уже громко отвечал Яков. – В постоялом дворе.

– А деньги мои где?

– Нету, – Яков стал рыдать, – все украли.

– Врет, – вдруг сказал сержант. – Не крали у него деньги, проиграл он их. Трактирщик говорил, что он два дня в кости пьяный играл.

– Двадцать талеров тебе всего на два дня хватило? – возмутился Сыч. – Ах, ты, вошь поганая, мне за пять талеров приходится иной раз жизнью рисковать, а ты… Вошь поганая… – Он опять ударил кулаком в ребра мальчишки.

Тот стал рыдать, а сержант стал снимать с него колодки и говорить:

– Я тогда пойду, надо до ночи хоть реку переплыть.

Волков встал, достал из кошеля ему серебра на пол талера, вложил в руку:

– Спасибо, сержант.

– Вам спасибо, господин, – отвечал тот кланяясь. И, кивая на юношу, спросил: – А с этим что сделаете?