Читаем Ватага Василия Сталина полностью

Те времена нынешнему молодому человеку, вероятно, трудно было бы даже вообразить. «Самолет обледенел и врезался в землю. Бобров опоздал и остался жив. Не исключена диверсия!» Такими слухами полнились московские дворы. И ни звука со стороны официальных военных, гражданских или спортивных властей. Покров тайны, государственного секрета, который в те годы напяливали не то что на катастрофы — на любой пустяк в вящей бдительности перед происками империализма, граничил с идиотизмом. Но более всего в этом намеренном поддержании атмосферы невероятных слухов, домыслов и испуганных прогнозов чувствовалось обычное для сталинского режима пренебрежение людьми, их чувствами, переживаниями. Тогда, в 1950-м уже вновь стали привыкать, как в 1937— 1938 годах, то один, то другой человек, кого вы знали, с кем рядом жили, вдруг исчезал. Аппарат репрессий вновь ожил. Уже прокатилась волна погромов отечественной генетики, уже послали А. Фадееву на исправление «Молодую гвардию», чтобы усилить места о «руководящей роли» в и без того не перегруженной художественными достоинствами книге, уже прогремели расстрелы в финале целой серии процессов против бывших руководителей, партийных и государственных, в Чехословакии, в Болгарии... Поэтому по поводу необъявленной гибели команды ВВС люди терялись в разнообразных догадках. А тут еще, когда на «Динамо» выкатилась команда в знакомых желто-полосатых рубашках и диктор объявил все сплошь знакомые фамилии — Бобров, Виноградов, Шувалов, Жибуртович, Моисеев... тут и вовсе многие пришли в смятение. Вскоре, конечно, выяснилось, что Павел Жибуртович — брат погибшего Юрия, Анатолий Моисеев — однофамилец Александра, а Бобров...

Что же в самом деле Бобров, как он не попал в самолет? И до сих пор пересказывают старожилы трибун большие и маленькие легенды о его чудесном спасении. Одна из наиболее популярных — Всеволод Бобров загулял с приятелями в ресторане. Другая — просто проспал, опоздал. Предоставлю слово его тогдашним одноклубникам.

В. Шувалов: Бобров вовсе и не должен был лететь У него еще не были оформлены документы на переход в ВВС. Наш администратор Кольчугин собирался только получить подтверждение Спорткомитета о том, что Всеволод может играть за летчиков. Вот почему они и поехали поездом в Челябинск. А какая-то пьянка выдумки.

Н. Пучков: Бобров никогда не вел аскетический образ жизни, ничто, как говорится, человеческое не было ему чуждо. Но я напрочь отвергаю предположение о том, будто застолье выдернуло его из цепочки смертников. Всеволод, надо заметить, как и некоторые другие, не любил летать. Когда можно, предпочитал поезд. А в тот раз тем более: у него еще не были выправлены по всей форме переходные документы в ВВС. Вот поэтому-то он оказался не в самолете, а в поезде.

Мой коллега В. Пахомов в журнале «Спортивная жизнь России» все же утверждает на этот счет вполне безапелляционно, что, да, дескать, действительно, Бобров пировал вечером накануне, застолье оказалось довольно бурным, а когда обнаружилось, что он опаздывает, решил продолжать в том же духе — и вся недолга. Что же, возможно, В. Пахомову и впрямь известно нечто достоверное — его нередко приходилось видеть в окружении Боброва; вероятно, также, что они были достаточно близко знакомы, а посему есть резон в его вердикте. Но мне все же кажется, что и Шувалов, и Пучков не стали бы, за давностью лет по крайней мере, скрывать истинную причину, спасшую Боброва, и что им-то уж, многолетним товарищам и партнерам по игре, доподлинно все открылось с его слов. Впрочем, кто знает, кто знает...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное