Ватерлоо. Битва ошибок

Чуда больше не будет, от острова до ближайшего, африканского, берега – две тысячи километров. Отсюда не убежишь. Да он уже и не стал бы. Не раз и не два Наполеон скажет о том, что лучше ему было бы погибнуть в битве при Ватерлоо. Здесь, на Святой Елене, он будет просто доживать.

Английские солдаты, сменявшие друг друга на острове, первым делом бегут смотреть на Наполеона. Как, вот этот человек в белом сюртуке, красных шлепанцах и широкополой соломенной шляпе – это он?! Да, он.

Губернатор Хадсон Лоу превратил его жизнь почти в ад. Нет, не какими-то строгими ограничениями, а мелочными, мерзкими придирками. Сколько он сил потратил лишь на то, чтобы Наполеону не отдавали почести как императору. Его даже стали называть генералом.

Сначала Наполеон пытался с этим бороться, потом – плюнул. «Пусть называют меня как хотят, я всё равно останусь тем, кто я есть». Он им и остался. Великим человеком, который просто проиграл свою последнюю битву.

«Погибни я у Бородино, я уподобился бы в смерти Александру Великому. Пасть смертью храбрых под Ватерлоо тоже было бы совсем неплохо. А может, лучше всё же в Дрездене? Нет, все-таки – нет! Ватерлоо было бы лучше! Любовь народа, всеобщий траур…»

Всеобщий траур еще будет, сир. 1 мая 1840 года премьер-министр Адольф Тьер, автор одной из лучших монографий о Наполеоне, буквально заставит короля Луи-Филиппа дать обещание – перевезти прах императора со Святой Елены на родину. 15 декабря 1840 года гроб с телом Наполеона установят в церкви Сен-Луи. Говорят, что за несколько дней проститься с императором пришло около миллиона человек.

…Тех, для кого это было единственной мечтой, осталось не так много. «Старые ворчуны» уже совсем старые… Он вернулся! Гвардейцы достают из шкафов потравленные молью мундиры, надевают награды. Самых бедных одевает за свой счет генерал Флао. Им разрешили идти за катафалком. Толпа приветствует их, стариков, которые изо всех сил пытаются держать строй. У них есть одна привилегия.

Теперь уже точно в последний раз крикнуть:

Vive l'Empereur!

Глава пятая Последний приказ маршала Нея

19 августа 1815 года в тюрьме Консьержери появился новый заключенный. «Возраст – 46 лет, рост – 173 см. Волосы – светло-каштановые…» Всё обычно, кроме имени – Мишель Ней. Узнав о его аресте, король Людовик XVIII с досадой воскликнул: «Безрассудство погубило его! Он мог уехать. Ну почему он не сделал этого?»

Недовольство короля объяснимо. Нея надо было примерно наказать, а всенародной любви на таком поступке точно не заработать. Людовик сначала решил максимально упростить задачу и поручил суд над Неем его бывшим соратникам, маршалам. Председателем трибунала назначили далеко не самого известного из маршалов, Монсея. Но тихий и скромный Монсей не просто отказался, но и написал письмо королю.

«Моя жизнь, мое состояние, всё, что для меня дорого, принадлежит моей родине и моему королю. Однако моя честь принадлежит только мне, и никакая власть людей не сможет ее у меня отнять. И если я оставлю детям только свое имя, оно, по крайней мере, не будет запятнано».

Монсея арестовали, и после этого маршалы стали более покладистыми. В состав трибунала вошли Массена, Мортье, Ожеро и Журдан в качестве председателя.

Ней отказался и заявил своему адвокату: «Эти б… убили бы меня как кролика». Маршал настоял на том, чтобы его судила палата пэров. Фатальная ошибка! Перед смертью Ожеро кричал в горячке: «Мы предали его! Мы должны были настоять на своем праве судить его! По крайней мере, он бы остался жив…» В палате пэров у Нея не было ни единого шанса, его приговорили к смерти.

…В три часа утра 7 декабря 1815 года маршала Нея разбудили. Секретарь палаты пэров начал зачитывать приговор. Ней прервал его: «К черту формальности». Секретарь быстро дочитал приговор. «Казнь состоится сегодня в девять часов». «Хорошо, – сказал маршал, – я готов». И Храбрейший из храбрых снова крепко уснул.

Граф Рошешуар, командовавший казнью, вздохнул с облегчением, когда увидел Нея. «Я боялся, что он наденет мундир, вследствие чего я был бы обязан разжаловать его, сорвать эполеты, пуговицы и ордена». Нет, Ней в штатском. Синий сюртук, белые рубашка и галстук, черные кюлоты.