Впервые эта фраза… появилась в газетах спустя четыре дня после Ватерлоо. И ее сразу же приписали Камбронну. Генерал не мог ничего подтвердить или опровергнуть, он, как мы помним, был ранен и попал в плен. А затем его и вовсе отправили в Англию.
Там он и узнал, тоже из газет, и про «гвардию, которая не сдается», и про то, что есть как минимум три английских офицера, которым он отдал свою саблю. Большой шутник, Камбронн впоследствии говорил: «Выглядит так, что я, раненный, гонялся за ними по всему полю, умоляя взять мою саблю».
Когда генерал осенью 1815 года вернулся во Францию, его немедленно арестовали, и судебное разбирательство по «делу Камбронна» длилось полгода. Генерала, конечно, спросили – что он там наговорил при Ватерлоо? Слова про гвардию он отрицал, что же до остального… «Наверное, это было какое-то крепкое солдатское слово. Что-то, приличествующее случаю».
Спрашивали его еще несколько раз, и тут уже Камбронн не стеснялся и отвечал словом на букву «д», причем делал это наверняка с удовольствием.
Но самое интересное заключается в том, что, по мнению многих историков, именно фраза про гвардию спасла ему жизнь. Она уже стала легендой! Расстреливать человека, с именем которого фраза прочно связана, – просто абсурд! Однако настоящий абсурд начался после того, как Камбронна оправдали и выпустили на свободу.
Сыновья погибшего на плато Мон-Сен-Жан генерала Мишеля заявили, что слова про гвардию якобы принадлежат их отцу. Они начали кампанию в прессе. Что тут началось! Нашлись десятки свидетелей, «за» и «против» Камбронна. Сам маршал Сульт объявил – да, слышал своими ушами.
Сульт, начальник штаба Наполеона, который всё время находился при императоре?! Бред какой-то. Вот она, сила легенд Ватерлоо! До сих пор все с удовольствием друг друга «разоблачают», ищут ошибки, опровергают свидетельства очевидцев. Любая книга о Ватерлоо – «легенда о легенде», та, которую вы сейчас читаете, – тоже. Так было, есть и будет.
А что Камбронн? Он выбрал идеальную тактику: просто вообще перестал говорить на эту тему. Что ему было делать, оправдываться?
В январе 1842 года генерал скончался. В его родном городе, Нанте, Камбронну поставили памятник. И какие же слова высечены на постаменте? Правильно. «Гвардия умирает, но не сдается». Такого сыновья генерала Мишеля стерпеть не смогли. Они обратились в суд!
Однако постановлением парламента судебное разбирательство было прекращено, а фразу официально… закрепили за Камбронном! Однако и сегодня недостатка в желающих восстановить «историческую справедливость» нет. И почти никто не хочет признать, что автором слов про гвардию является, скорее всего, писака-журналист.
…Смотрит генерал Камбронн с небес на происходящее, усмехается и говорит какое-нибудь приличествующее случаю слово. На букву «д», например…
Глава вторая
Не простить, не забыть!
Первое письмо после Ватерлоо Блюхер написал жене. Короткое и совсем не сентиментальное.
Спустя несколько дней, когда стало ясно, что будет с Наполеоном, но еще совсем непонятно было, что получит Пруссия от этой победы, старый фельдмаршал обратился к королю:
Как в воду глядел! На Парижской мирной конференции Пруссию вновь отодвинули на вторые роли…
…Союзники на поле Ватерлоо, англичане и пруссаки вместе вошли в Париж.
Англичане вели себя корректно, пруссаки – сладострастно мстили за прошлые обиды. Офицеры запросто могли разбить стекла в Пале-Рояле, солдаты от них не отставали. Когда кто-то пытался жаловаться фельдмаршалу, тот смеялся в ответ: «Ну и что? Ведь они могли сделать кое-что и похуже».
Сам Блюхер на это был готов. Чего стоит одна лишь знаменитая история с Йенским мостом! Старик Вперед страстно хотел уничтожить символ национального позора. Веллингтон пытался убедить его в том, что «подобная акция крайне нежелательна и может привести к беспорядкам в городе». «Что с того, – возразил Блюхер, – англичане ведь сожгли Вашингтон, а я-то всего лишь хочу взорвать мост».
Прусские саперы уже начали минировать Йенский мост, английские гвардейцы предотвратили взрыв, и дело едва не дошло до вооруженных стычек!
Лишь при посредничестве Мюффлинга удалось достичь компромисса. Блюхер согласился ограничиться уничтожением Вандомской колонны, символа славы французского оружия.