Он привстал, взял по одному несколько стаканов с подноса, аккуратно наливая, кладя на каждый по куску уже немного заветренного хлеба, подсохшего, гнущегося дугами лука, из которого уже никто не выстрелит.
Николай Иванович, Шлёма, Горло, Доренко, Витька Рихтер, Самораки, Дрон, Быча, Самохвалов, танкист Петрович, Геша и Север – неразлучные друзья при жизни, и в смерть ушедшие друг за другом. Мариночка… А дочке? Ей же рано ещё водку, ребята! Шесть лет – подумайте сами, какая к бесам, водка!
– Алихан, – пьяно крикнул он. Подождал, слушая тишину, далёкие отзвуки чужих разговоров, смеха, гудок машины со двора, потом продолжил: – Боец Чермоев! Принеси сока… Или компота какого. Без алкоголя что-нибудь. Детского.
Алихан заглянул, кивнул и скрылся.
Он – найдёт, он точно найдёт. Тогда налить надо вот в этот маленький бокал, не рюмку, а действительно детскую, подходящую посуду. И – не чокаясь, ни с кем из вас, мужики, женщины, девочка моя, не чокаясь. Будем считать, что вы здесь, что вы пьёте со мной, а где-то там, в райских садах, вашим душам навсегда хорошо.
– Кока-колу нашёл, – блеснул зубами Алихан. – Пойдёт, майор?
– Вредная она, сука… – покачиваясь, ответил Ватник. – Сахара до хрена. И кислота эта… фосфорная. Но разок можно, раз ничего другого. Давай. Ставь.
– А давай, командир, ты с нами пойдёшь выпьешь, да? Не сразу. Потом. Но не сиди один.
– Один? Да я разве один, Алихан?! Вон сколько народу… Больше, чем живых.
– Тогда пистолет пока заберу, ладно? Ну сам подумай, зачем тебе сейчас пистолет? Врагов победили. Кого насмерть, кого отогнали вон до границ. Радио не слушал? В Хориве паника, президент Кабур как поехал в рабочий визит в Турцию, так вторую неделю всё визитирует. Парламент его уже сменить собрался. Красота, да?
– Не забалтывай меня, боец. Не отдам я пистолет. Боевое оружие, подарок, между прочим, хоть из грязных рук, но самого оружия это не касается. Пусть лежит.
– Хоть орден надень, не стыдишься же? А то устроил, понимаешь, тут икебану.
Дмитрий обернулся, глянул на стоявшего в дверях Алихана налитыми кровью глазами, опухшими и от бессонницы, и от водки.
– Ты чего, сдурел?! Надену. Горжусь. Ты давай без этих… Без намёков.
Боец понял, что ещё пара фраз – и будет ссора. Оно и хорошо бы, всё лучше, чем зависший между небом и землёй в паутине своего горя командир, иной раз правильнее выбить из колеи, но – жалко. И так у него сил нет, а ещё ругаться. Пожал плечами, тихонько вышел, заметив, что Дмитрий опять отвернулся к столу, наливая себе очередную рюмку.
– Пистолет… Боитесь все, что застрелюсь? Так нет. Или да? Нет… Врёшь, я человек верующий, грех это огромный, смертный – самого себя жизни лишать. Не я эту душу сюда прислал, мучаться и верить, не мне её от тела и отрывать.
Он снова выпил. Показалось, что над стаканами, над погонами хлебных корок заклубился туман, но нет – проморгался, всё прошло. Наверное, в глаз что-то попало.
Плакать он не мог. Вообще не мог, с той самой минуты у себя дома, на коленях перед диваном. Даже на похоронах стоял как сухое дерево, наклонившись, сгорбившись, но без единой слезинки. А вот отец рыдал у гробов, размахивал руками, быстро глотал какие-то свои сердечные таблетки, баба Люся его поддерживала, как могла.
Саму всю трясло, но пыталась помочь. Такие уж мы люди.
Плохо, когда раньше тебя умирают дети, а ещё хуже – когда внуки. Внучка. Зачем жить дальше, если на старости лет одна надежда – увидеть своё продолжение в тех, кто пришёл следом.
Зачем?! Не надо? Надо?
Эх… А он вот сейчас не думал. Пил и всё.
Кто-то назовёт его мятежником. Преступником. Сепаратистом. Кто-то – героем. Кто-то, особенно в странах, давно привыкших к размеренному мирному существованию, даже в России, просто пожмёт плечами и пройдёт мимо: некая война неизвестно где, какие-то жертвы? К чему это всё, если самые большие проблемы – выплатить ипотеку, найти деньги на новую машину или поездку на море в сезон, куда устроить ребёнка и где найти толкового стоматолога: чтобы недорого и качественно.
Пусть и одни, и другие, и, конечно же, третьи остаются при своих мыслях. Фронт существует, по обе стороны от этой, не всегда видимой, линии гибнут люди. Война продолжается, а что вы её не хотите замечать – так это частенько и не важно.
Люди гибнут за Россию. За Большую Россию, если хотите, за Русский мир. Без пафоса и претензий к нам, живущим мирно, в грязи окопов, в неприметных перелесках возле деревень, которые по названиям и в райцентре-то не сразу вспомнят.
Солдаты умирают за нас. А называть их вы можете как хотите. Как совесть позволит.
Ярлыки – дело такое: сегодня одни, завтра другие, сути они не меняют.
Пиликнул телефон. Подпрыгнул на столе – сообщение в мессенджер. Дмитрий взял смартфон в руки, снял блокировку. Совершенно неведомый номер с немецким префиксом.
«Только узнала. Прими мои соболезнования, Димка… Земля им пухом, Царствие Небесное. Алла».
И сразу ещё одно. «Не время и не место, но… Приезжай ко мне после войны. Хрен с ними, с бюргерами. Я буду тебя ждать».