Вацлав Нижинский. Его жизнь, его творчество, его мысли

Для Нижинского написанная строчка не могла быть невыразительной. Как исполнитель может изменять роль, так, по убеждению Нижинского, личность пишущего влияет на почерк и вид написанного, изменяя его восприятие: «Я люблю красивый почерк, в нем есть чувство». И эту особенность нужно было сохранить:

Я бы предпочел фотографию моего писания вместо печати, потому что печать уничтожает писание. (…) Печатанье не может передать чувство писания. (…) Я хочу, чтобы мои рукописи сфотографировали, потому что я чувствую мою рукопись живой.

Печатный станок предает писателя, потому что напечатанные буквы лишены жизни. Нижинский был уверен, что в рисунке письма, то есть в почерке, скрыта личность автора. В почерке самого Нижинского чувствовался танцовщик. Как и он, его «писание прыгало»; а тот, чье писание прыгало, говорил он, это «человек необыкновенный».

Стиль и смысл

Почерк, по мнению Нижинского, сугубо индивидуальное проявление, и это выражается и в ритме, и графически. Это вовсе не удивительно, по-другому он и не мог думать. В Санкт-Морице танцовщик почти подошел к рубежу, за которым общение с внешним миром прекращается. Классический язык уже не мог передать то, что он хотел сказать, и нужно было изобретать нечто новое. Поэтому танцовщик и написал свои «Тетради» на русском языке, вперемежку с польскими и французскими словами. Некоторые фразы неправильно построены, некоторые слова он пишет с прописной и со строчной буквы. Все вместе написано, вероятно, на одном дыхании, и мысли связаны скорее ассоциативно, чем логически.

Но как ни странно, этот особенный индивидуальный стиль не делает текст невразумительным. Его необычность, напротив, часто помогает Нижинскому выразить смысл, который был бы утрачен, если бы выражение было более правильным: фраза «Я человек с ошибками» объясняет больше, чем «Я человек, имеющий недостатки». Переплетение мыслей в особенной форме выражения у Нижинского так же экспрессивно, как в поэзии.

Некоторые места «Тетрадей» действительно напоминают стихи. Нижинский и сам писал:

Теперь я хочу написать поэму. (…) Я люблю писать стихи.(…) Я уже пытался это писать. (…) Я пишу эти стихи и плачу.

В высшей степени очевидно, что стихи Нижинского написаны танцовщиком. Это длинные вариации на одну и ту же тему, а именно смерти и испражнений:

Смерть есть смерть, а я есть жизнь.
Я есть жизнь, а ты есть смерть
Смертью смерть поправ,[256]
Я есть смерть, а ты не жизнь.
Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть.
Ты есть смерть, а я есть жизнь.
Смертью смерть поправ.

Я буду испражняться вместе с тобой.

Ты дерьмо, а я не дерьмо.
Я дерьмо подыхаю дерьмо подыхаю дерьмо
Дерьмо дерьмо дерьмо дерьмо.
Я хочу сказать, что спать
Я хочу сказать, что испражняться
Я гажу ты гадишь
Я гажу я гажу
Ты гадишь ты я гажу
Ты гадишь ты я гажу
Я гажу и ты в дерьме
Я гажу и ты гадишь
Мы гадим, и вы в дерьме.

Второе стихотворение более удивительно; о нем стоит порассуждать. Его можно интерпретировать, я думаю, как проявление воли к жизни. Арто ясно выразил это:

Там, где пахнет дерьмом, пахнет сущим. Человек мог бы и не испражняться, не открывать анального отверстия, но он выбрал «испражняться», потому что выбрал «жить» вместо того, чтобы соглашаться на существование живого мертвеца. Потому что для того, чтобы не испражняться, нужно согласиться не быть, но человек не мог допустить своего небытия, то есть не мог стать живым мертвецом. В существовании есть особенно притягательная для человека вещь, и это именно дерьмо.[257]

Экскременты привлекали Нижинского, он часто об этом рассуждал: