Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Рамберг перевела для него поэму, и он заинтересовался ею. Затем она заговорила об изображении танца условными знаками и заметила, что у нее в отеле есть экземпляр «Хореографии» Фойе. Он пошел с ней в отель «Равель», где жила большая часть труппы, сел на ее кровать и стал изучать книгу. В те дни считалось вполне естественным среди русской и польской молодежи, когда девушка приводила молодого человека к себе в комнату, особенно это было принято среди студентов, имеющих только одну комнату, но, когда он уходил, его видели артисты, и это подтвердило их подозрения, будто у него роман с Рамберг. Только на следующий день Мими узнала истинную причину, по которой Бронислава не сможет танцевать в балетах брата, — Нижинский не потрудился упомянуть ее, ограничившись обвинениями в адрес Кочетовского. Бронислава ждала ребенка. Нижинский не мог простить этого, когда на карту была поставлена судьба произведения искусства.

«Послеполуденный отдых фавна» оставался, конечно, по-прежнему в репертуаре, к репетициям должна была приступить другая балерина, которая заменила бы Броню в роли Шестой нимфы. Ею стала Бьюик. Когда к концу балета ей приходилось встретиться один на один с Фавном, а затем уйти с поднятыми руками, она изобразила испуг. Нижинский недовольно спросил: «Почему вы сделали такое выражение лица?» Она ответила: «Я думала, что должна испугаться». Он сказал: «Не важно, что вы думали. Делайте только то, что я говорю. Все, что нужно, — в хореографии».

Тем временем Дягилев и Карсавина вместе возвращались из Петербурга. «У меня в купе находилась внушительная приманка, — пишет она, — украшенное орнаментом ведерко с икрой, а также шоколад, цветы и маленькая икона, прощальный дар». Поскольку Дягилев на время оказался в ее власти, Тамара решила воспользоваться этим случаем.

Т. К. Вы молитесь по утрам, Сергей Павлович?

С. Д.(После короткого колебания.) Да… молюсь. Я встаю на колени и думаю о тех, кого люблю, и обо всех, кто любит меня.

Т. К. Мучают ли вас когда-нибудь угрызения совести за те обиды, которые вы могли нанести?

С. Д.(Горячо.) Да! Как часто я упрекал себя за недостаток внимания. Я думаю о том, как часто я уходил второпях, не попрощавшись с няней, забывая поцеловать ей руку.

С приездом Карсавиной начались репетиции «Игр». Место Брониславы должна была занять Шоллар. Нижинский упражнялся в женских балетных туфлях, так как намеревался танцевать в этом балете sur les points, как изображен на эскизах Гросс к «Шехеразаде» и «Петрушке», но позже счел, что это не соответствует характеру балета, и вернулся к своим обычным туфлям. Во время репетиции «Игр» Рамберг стала свидетельницей еще одной вспышки его гнева. Карсавина задала ему вопрос, и он вышел из себя, ответил ей грубо. Она, не сказав ни слова, покинула помещение. Нижинский пожаловался Дягилеву, будто у Карсавиной появилось зазнайство примы-балерины. Рамберг услышала полную ярости реакцию Дягилева и оскорбления, которые он выплеснул на Нижинского. «Она не просто балерина, но женщина с огромным интеллектом, а ты невоспитанный уличный мальчишка». Нечасто его видели в такой ярости. Нижинскому пришлось извиниться, и он был прощен.

Когда Стравинский приехал из Швейцарии, где вместе с Равелем работал над инструментовкой «Хованщины» для дягилевского парижского сезона, и впервые увидел работу, проделанную над «Весной священной», разразился еще один шумный скандал. Никто не смог бы исполнить придуманные Нижинским па под музыку Стравинского в том темпе, в котором написал ее композитор, так что Нижинскому пришлось несколько замедлить темп. Стравинский разбушевался, он кричал и с шумом захлопнул крышку рояля. Позже он напишет в книге «Chronique de ma vie»[293], что Нижинский был недостаточно сведущим в музыке для балетмейстера, но в хронике слишком явно чувствуется влияние Нувеля, и впоследствии Стравинский взял эти слова обратно. Однако, что бы Стравинский ни думал о «Весне священной», он в то время искренне восхищался «Послеполуденным отдыхом фавна». Наверное, видеть, как твою музыку воплощают в движении, сродни чувству, возникающему при виде написанного с вас портрета. Вы восхищаетесь даром художника, поймавшего сходство при изображении ваших друзей, но приходите в ужас от карикатуры, в которую он превратил вас. Дебюсси, несомненно, отдавал предпочтение хореографии Нижинского к «Весне священной» по сравнению с его постановками «Послеполуденного отдыха фавна» и «Игр», к которым просто питал отвращение.

Нижинский, гримирующийся для «Карнавала»; за ним наблюдает Игорь Стравинский. Карикатура Жана Кокто