Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Из Бостона Русский балет отправился в турне по шестнадцати городам, уехав далеко на запад, до Канзас-Сити. Труппа, оркестр и технические работники передвигались в специальном поезде с пульмановскими вагонами. Во время «однодневных выступлений», негативный опыт которых русские артисты приобрели впервые, все ночевали в поезде, но в городах, где спектакли давались несколько вечеров подряд, таких, как Детройт, Чикаго, Индианаполис, Цинциннати, Кливленд, Питтсбург и Вашингтон, они останавливались в отелях. Первое выступление Русского балета в Вашингтоне 23 марта было отмечено посещением президента Вильсона с супругой. Здесь до труппы дошло известие, что Нижинский находится в пути и прибудет к открытию сезона в «Метрополитен-опера».

Однако Нижинский опоздал на первое представление в «Метрополитен-опера», состоявшееся 3 апреля: его корабль должен был войти в док на следующий день. Программа открытия состояла из «Призрака розы», «Сильфид», «Петрушки» и «Князя Игоря». Для Нью-Йорка только «Призрак розы» был новинкой: танцевали Лопухова и, в отсутствие Нижинского, Гаврилов. Рассерженный критик из «Мьюзикал Американ» писал, что «мастерство Нижинского как педагога неравноценно его искусству танцора, ибо его ученик развлекал сам себя весьма тяжеловесно и без намека на оригинальность или грацию». Тот же рецензент отметил, что две недели в театре «Сенчури» «…очевидно, стерли „немало позолоты с пряника“. В понедельник вечером „Метрополитен-опера“ не был заполнен зрителями, и отмечалось весьма умеренное проявление восторга». Этот второй нью-йоркский сезон уже вызвал некоторые нарекания в прессе, так как проходил во время очередного абонементного оперного сезона. Непрерывное повторение балетов часть публики воспринимала как обман, но и с приездом Нижинского репертуар едва ли значительно изменится. Директор «Метрополитен-опера» Гатти-Казацца, чьим основным «блюдом» были итальянские оперы с участием Карузо, не симпатизировал Русскому балету, и теперь газетам стало известно, что даже перед подписанием контрактов «предполагались убытки». Сезон был субсидирован частным образом, но даже увеличение цены на билеты не давало «никаких перспектив на защиту от потерь».

«Испания» вошла в порт Нью-Йорка 4 апреля, и корабль немедленно заполонили корреспонденты и фоторепортеры. Нижинского тормошили, щупали его мышцы, он был забросан вопросами о войне, о партнерах, об искусстве, о Распутине. Когда Вацлав наконец освободился от репортеров и иммиграционных чиновников, его приветствовали представители «Метрополитен-опера», члены балетной труппы, Дягилев и Мясин. Дягилев преподнес Ромо ле цветы, а Вацлава расцеловал в обе щеки, после чего Нижинский усадил ему на руки свою дочь. Затем они вместе отошли в сторону.

Но теперь существовал Мясин, который проживал вместе с Дягилевым в «Ритце», в то время как Вацлав и Ромола — в «Кларидже». Никакого реального возобновления дружественных отношений между Дягилевым и Нижинским не произошло: действительно, на первом плане стоял вопрос о долге Дягилева, и Нижинский настаивал на его урегулировании до начала выступлений вместе с труппой. В течение нескольких дней был составлен частный контракт с «Метрополитен-опера», по которому Нижинский должен был танцевать в одиннадцати спектаклях, а Дягилев еженедельно выплачивать часть долга через оперный театр из прибыли. Пресса сообщила о разрешении конфликта, отметив заявление Дягилева о том, что «трех тысяч долларов в неделю достаточно даже для Нижинского». Лидия Соколова в письме домой от 9 апреля описала, как воспринимается труппой обстановка, сложившаяся вокруг Нижинского: «Нижинский здесь, и поднимает много шума — отказывается появляться на сцене без бешеных денег, говорит в газетах ужасные вещи о Русском балете. Они всегда так обращаются с теми, кто создает им имя». Конечно, она не представляла, что многие годы Нижинский работал бесплатно. Помощник Отто Кана Эдвард Зайглер сочинил стихотворение, выражающее всеобщее настроение:

О, мистер Нижинский,
Где же Вы были?
И если Вы здесь,
Почему Вы не появляетесь
И не поднимаете балет из руин?