Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

В продолжение сезона в «Метрополитен-опера» Вацлав и Ромола вели довольно напряженную светскую жизнь, а Нижинский еще и танцевал — в черно-золотом «костюме Гондольера Карпаччо» — на особом благотворительном представлении «tableaux vivants»[348] итальянских мастеров, организованном в помощь Венеции от затопления. Светские дамы растащили почти все его нижнее белье на сувениры. Эту акцию организовала миссис Вандербилт. Вацлава принимали во всех знаменитых американских семьях. Отношения с Дягилевым теперь были чисто формальными, а разногласия участились. Ромола пребывала в убеждении, что Дягилев поглощен идеей уничтожить ее мужа, сообщая каждому, что Нижинский набрал вес и сделался раздражительным. Он также не проявил интереса к планам Нижинского относительно «Тиля Уленшпигеля» и «Мефисто-вальса» — отчасти, без сомнения, потому, что они были созданы без его непосредственного участия, а отчасти и потому, что все его надежды отныне возлагались на Мясина. Дальнейший разлад возник по поводу «Послеполуденного отдыха фавна», в котором Мясин танцевал так, как его научили Григорьев и другие. Это отличалось от хореографии Нижинского, и Вацлав предложил провести репетицию балета. Он также хотел заменить Чернышеву на Реваль в роли Главной нимфы. Дягилев не принял во внимание ни одно из этих предложений, и Нижинский потребовал от него отменить спектакли, поставленные в афишу заключительной недели ангажемента, когда Нью-Йорк имел бы возможность впервые увидеть Нижинского в балете собственного сочинения. В последний день сезона, в субботу 29 апреля, Нижинский танцевал днем в «Призраке розы», а вечером в «Зачарованной принцессе» и «Шехеразаде». Дягилев поблагодарил за работу специально подобранный оркестр из восьмидесяти музыкантов, вручив восьмифутовый венок из цветов; затем оркестр был распущен.

Дягилев жаждал организовать второе турне по Америке, так как многие европейские страны находились в состоянии войны и закрыли границы. Он сообщил в газетах, что ему очень понравилось в Америке и что он удивляется, почему раньше не побывал здесь, а также высоко оценил американскую публику. Отто Каи хотел устроить гастроли по всей стране, и, по воспоминаниям Ромолы, «даже если бы не было всех „звезд“, это не имело для него значения, так как он хотел просветить американскую публику». Фактически он пытался войти в светское общество. Каи решил, что труппу возглавит Нижинский, желая оградить следующие гастроли от затруднений, вызванных непрерывными распрями между Дягилевым и Нижинским. Он убедил Нижинского, что в присутствии Дягилева нет необходимости, и предложил ему стать артистическим директором. Труппа, таким образом, арендовалась на период турне у Дягилева при условии, что в течение этого времени он не вернется в Соединенные Штаты. «Все, кроме Кана, Нижинского и Ромолы, — писала Соколова, — понимали, что это — безумие», но Дягилеву пришлось согласиться. Он принял приглашение от короля Испании на гастроли Русского балета в театре «Реал» в Мадриде и, находясь в Испании, мог работать вместе с Мясиным над новым репертуаром. 6 мая, оставив Вацлава, Ромолу и Флору Реваль в Нью-Йорке, Дягилев с остальной труппой отплыл на «Данте Алигьери» в Кадис. На судне везли большое количество лошадей, множество из которых пало по дороге.

Нижинские переехали в отель «Мажестик», где проводили досуг с Карузо и другими новыми друзьями. Но главным удовольствием Вацлава были прогулки по Бродвею или походы в кино. На обеде в честь Айседоры Дункан и Нижинского Айседора, только что возвратившаяся из турне по Южной Америке и временно воссоединившаяся с Парисом Зингером, который предложил купить для нее «Мэдисон-сквер-Гарден», напомнила Вацлаву о том, как когда-то предложила ему родить общего ребенка. Она сказала: «Тогда эта идея не пришлась вам по душе. Я вижу, вы изменились — стали терпимее к нам, женщинам». Вацлав ответил: «Я не изменился. Я люблю всех, как Христос», — довольно необычное заявление, даже если так и было на самом деле.