Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Набросок Бланша, изображающий Карсавину на пуантах с повелительно протянутыми руками, так и остался всего лишь эскизом, хотя и очень ярким, сейчас он находится в коллекции Сержа Лифаря. Большой портрет Нижинского купила княгиня Эдмон де Полиньяк, и после ее смерти он много лет провисел в Доннингтон-Прай-ори под Ньюбери в доме ее племянницы, миссис Реджиналд Феллоуз, одолжившей мне его для Дягилевской выставки в 1954–1955 годах. Но Бланш был не единственным художником, писавшим с фотографий Дрюэ. Несколько лет спустя тайный поклонник Нижинского заказал его портрет Баксту, и тот скопировал припавшего к земле танцора с фотографии Дрюэ, вольно интерпретировав им же самим созданный костюм (он оставил брюки простыми синими, не украшенными блестками) и слегка изменив выражение лица, так что оно стало более живым, чем на фотографии. Портрет никогда не выставлялся и не воспроизводился, фактически он был скрыт от мира до 1969 года, когда его обнаружил в Вашингтоне барон Тассило фон Ватцдорф из «Сотби». В июле того же года его выставили на продажу, и он был продан за 11 400 фунтов, рекордную цену для работ Бакста. Такими были далеко идущие последствия тех веселых съемок в Пасси, заканчивавшихся, как правило, поздним, но восхитительно вкусным ленчем.

Тамара Карсавина.

Рис. Жира

Нижинский и Карсавина приезжали позировать Бланшу и в последующие сезоны, Карсавина время от времени привозила с собой на сеансы друзей. Будучи в то время большой гурманкой, она однажды рассказала собравшейся компании, какое огромное впечатление произвели на нее в ресторане отеля «Савой» столики на колесиках, уставленные всевозможными сладостями, которые подвозили ей на выбор. К ее следующему посещению Пасси Бланш достал столик на колесиках и щедро уставил его лакомствами. Бланш писал и Иду Рубинштейн в костюме Зобеиды, откинувшейся на подушки, с благородным семитским профилем на фоне черно-золотого лакированного экрана.

Рубинштейн также позировала Серову в здании на бульваре Инвалидов, которое когда-то было монастырем. Он написал ее обнаженной, сидящей на подушках, повернувшейся к зрителям костлявой спиной, и с головой, повернутой через правое плечо. Теперь в роли cavalieri serventi[164] у нее был не только Монтескью, но и д’Аннунцио. Ей нравилось привлекать внимание, и восхищение выдающихся людей льстило ей. Она купила черного пантеренка и заявила Дягилеву, что хочет не только изображать пантомиму, но и танцевать. Об этом не могло быть и речи. Зрители считали, что она пьет шампанское из лилий мадонны, но это, возможно, было частью преднамеренной рекламной кампании.

Дягилев заплатил Стравинскому только 1500 рублей (100 фунтов) за «Жар-птицу», но композитор, постоянно нуждающийся в деньгах, был настолько окрылен успехом своего балета и так уверен в совместном с Дягилевым светлом будущем, что поспешил в Россию за женой и детьми. Последнее представление «Жар-птицы» должно было состояться 24 июня, и он решил, что жена должна непременно услышать музыку. Еще два месяца назад, когда он только заканчивал оркестровку, ему в голову пришла идея нового балета. «Мне представилась сцена языческого ритуала, во время которого избранная жертвой девушка затанцовывает себя до смерти». Однако это видение не сопровождалось конкретными музыкальными идеями… Прежде чем уехать из Петербурга в Париж, он обсудил либретто с Рерихом, мистическим интерпретатором Древней Руси, и они решили работать вместе. Теперь в своем фамильном доме в Усть-Луге, в двух с половиной днях пути к югу от Петербурга, он начал письмо Рериху, которое закончит десять дней спустя.

Стравинский Рериху, 19 июня 1910 года:

«Дорогой Николай Константинович,

Моя „Жар-птица“ пользовалась огромным успехом в Париже, но музыка оказалась настолько сложной, что ее больше нигде невозможно будет исполнить в этом году. Для ее исполнения потребовалось девять репетиций, что доказывает, насколько невероятно будет попытаться поставить ее с другими оркестрами. Из-за этого мы намеревались удвоить количество представлений здесь, но это оказалось сложно по ряду причин, и будет только два дополнительных представления 22-го и 24-го (в следующие вторник и четверг) между тремя чередующимися абонементными спектаклями. Полагаю, что успею приехать только на представление, которое состоится в четверг, как я уже говорил.

Естественно, успех „Жар-птицы“ вдохновил Дягилева на дальнейшие проекты, и раньше или позже нам придется рассказать ему о „Великом жертвоприношении“. Фактически он уже попросил меня написать новый балет. Я сказал, что пишу балет, но пока не хочу говорить о нем, что вызвало взрыв, как и следовало ожидать.