Вацлав Нижинский. Воспоминания

Однажды вечером они пошли на концерт, который давали в консерватории ученики класса композиции. В программе была премьера короткой симфонической поэмы под названием «Фейерверк». Автором был молодой, двадцати-шестилетний сын Федора Стравинского, известного певца Императорского театра. После представления Дягилев подозвал к себе молодого Игоря, отец которого был ему знаком и вызывал у него восхищение. К величайшему изумлению молодого Стравинского, Дягилев поручил ему написать балет специально для своей труппы.

У Фокина давно уже был замысел совершенно русского, основанного на народных русских сказаниях, сюжета для танцевального представления. Однажды, между бесчисленными стаканами чая, Фокин рассказал этот сюжет Бенуа. С каждым стаканом он добавлял к своему рассказу новое украшение и при каждом повторении рассказа вставлял в него новый эпизод. Бенуа горячо увлекся его идеей, и оба дошли до того, что рассказали все Дягилеву и спросили, кто мог бы стать подходящим автором для музыки. Было названо имя Лядова. «Что! — воскликнул Фокин. — Ждать десять лет!» Тем не менее Лядову было дано это поручение. Прошло три месяца. Бенуа встретил его на улице и спросил, как движется балет. «Прекрасно, — ответил Лядов. — Я уже купил себе бумагу в рулонах». У Бенуа вытянулось от огорчения лицо, и музыкант, словно персонаж Достоевского, добавил: «Вы знаете, что я хочу это сделать, но я так ленив, я не могу обещать».

Дягилев сразу же подумал об Игоре Стравинском и начал обсуждать эту возможность с Бенуа и Фокиным.

Фокин слышал «Фейерверк» Стравинского и почувствовал в его музыке огонь. Музыканты всеми возможными способами высмеивали у него то, что считали ненужной оркестровкой, так что Стравинский был тронут поздравлениями Фокина и благодарен за них. Они работали в очень тесном сотрудничестве, вместе создавая одну фразу за другой. Стравинский принес Фокину очень красивую кантилену для того места, где Царевич входит к девицам в сад с золотыми яблоками. Но Фокин забраковал эту музыку. «Нет, нет, — сказал он. — Ты вводишь его как тенора. Разорви фразу в том месте, где он только просовывает голову, когда в первый раз забирается внутрь. Потом верни колдовские шумы сада — этот странный свистящий шорох. После этого, когда он снова просовывает туда голову, вводи мелодию на полную силу».

Фокин создал совершенно фантастическую хореографию. Шаги в балете также многообразны, легки и призрачны, как сам сюжет. В особенности это относится к сольным танцам Жар-птицы, в которых исполнитель постоянно подражает движениям пернатых.

Декорация Головина, изображающая сад и за ним на втором плане — окруженный деревьями замок Кощея, чудесна как сон. Это стилизация, но так убедительно неземная, так волнующая все чувства, что человек переносится в другой мир. Костюмы были созданы в стиле народной русской одежды: отделанные по краю мехом кафтаны, жесткие от золота и драгоценных камней, и высокие кожаные сапоги с вышивкой.

Стравинский горел желанием сочинить эту музыку. Дав ему это поручение, Дягилев вновь доказал, что обладает даром безошибочно, словно с помощью волшебной лозы, обнаруживать талант в любой душе, где он скрывается. Так же как Вацлаву, он немедленно дал Стравинскому возможность проявить свое мастерство. Он сразу понял, что открыл, возможно, самого гениального создателя современной музыки, и за одно это Дягилев заслужил нашу благодарность на долгие годы.

Стравинский всей душой отдался этой работе, а времени на ее выполнение имел не так уж много. Он делал ее с величайшей страстью, но, несмотря на священный трепет, который он испытывал перед Дягилевым, и на свое уважение к старшим, например к Бенуа и Баксту, он обращался с ними всеми как с равными. Уже тогда он был очень решительным и упрямым в своих мнениях, а его характер был трудным во многих отношениях. Он не только желал, чтобы его авторитет был признан в его области деятельности, то есть в музыке, но и желал иметь такой же престиж в других искусствах. Стравинский был очень сильной личностью и знавшим себе цену человеком. Но волшебник Дягилев сумел подчинить себе этого молодого человека совершенно незаметно для него, и Стравинский стал одним из его самых пылких сторонников и защитников. Он был чрезвычайно самолюбив и, разумеется, понимал, какой огромной помощью была для него близость к артистическому кружку Сергея Павловича.