Вацлав Нижинский. Воспоминания

В конце августа они должны были вернуться в Россию, поскольку у Вацлава заканчивался срок, на который он был отпущен из театра. Они с сожалением покинули Венецию, но были горды и счастливы, когда с триумфом возвращались в Санкт-Петербург.

Глава 7 Дружба Сергея Дягилева и Вацлава Нижинского

Разумеется, известие о потрясающем успехе Русского балета и личном триумфе Нижинского в Париже опередило их. Санкт-Петербург принял завоевателей с распростертыми объятиями; газеты писали только о них; и каждый из них вполне мог сказать по поводу парижского сезона: «Пришел, увидел, победил». На вокзале Вацлава встретили его мать и его сестра Броня. Элеонора Береда едва могла поверить, что тот, о ком она так много читала, — ее Ваца. Она плакала и смеялась сразу и все время говорила с сыном. Первые дни прошли как в лихорадке: нужно было так много рассказать матери Вацлава о его успехе, о поездке, о Париже и Венеции.

Когда начались репетиции, Вацлав сразу же явился в Мариинский театр. Барон Фредерикс выразил ему удовлетворение от имени двора и от своего имени, поздравил с успехом и поблагодарил за службу, которую Вацлав сослужил России своим танцем. Коллеги по театру встретили Вацлава приветственными криками, но вскоре его жизнь снова подчинилась железной дисциплине и правилам Императорского театра с его узким кругом зрителей-знатоков, чьи места в зале передавались в буквальном смысле слова из поколения в поколение.

Это был третий сезон Вацлава в Мариинском театре со времени окончания школы. После парижского успеха ему давали все больше ролей.

«Жизель» был знаменитый французский балет — музыка Адана на сюжет одного из стихотворений Теофиля Готье. Танцы были поставлены Коралли, а первая постановка состоялась 28 июня 1841 года. Это была самая знаменитая роль Карлотты Гризи, и с тех пор роли в нем были самыми волнующими и желанными для артистов классического танца — почти то же в балете, что «Гамлет» в театре. Это был прекрасный спектакль для раскрытия возможностей Павловой. Она танцевала юную деревенскую девушку, которая из-за предательства переодетого принца сходит с ума и кончает жизнь самоубийством. Анна Павлова была великолепна в этой сцене — выжимающем все силы из исполнительницы трагическом одиночном па; это была героическая Офелия танца, чудесный пример сочетания виртуозной техники и сокрушительной силы драматического переживания. Это была ее любимая роль.

В знаменитой второй сцене, когда мы видим могилу девушки и принца, который усыпает эту могилу цветами, опускается на колени и молится, чтобы умершая воскресла, Павлова встает из мокрой земли в виде призрака, красота которого страшна, когда девушка внезапно сбрасывает с себя пелены смерти и плывет по сцене, как невесомое создание, чтобы танцевать свое па-де-де с принцем.

Павлова в этой роли была само совершенство. Феноменальный успех Вацлава в роли молодого принца вызвал у нее злобу, которая была еще усилена тем, что Павлова имела имущественные интересы в этом балете. Случилось неслыханное: танцовщику-мужчине аплодировали, вызывали раз за разом и осыпали его цветами, как абсолютную приму-балерину.

Вацлав был очень высокого мнения об искусстве Анны Павловой. Он считал, что ее техника не имеет себе равных, а ее позы и арабески прекрасны, и любил танцевать с ней. Ему были по душе ее легкость и изящная хрупкость. Ему нравилось танцевать с ней в Мариинском, где она проявила себя как лирический поэт балета, и, хотя она усиливала эмоциональность своего танца и утверждала свой собственный стиль «чувство на грани обморока», она тогда, под контролем железной дисциплины и традиций Мариинского театра, не могла утрировать этот стиль, как сделала позже в своей независимой труппе.

Вацлав чувствовал, что у него и у нее дар танца имеет один и тот же источник и что при его летящих движениях Павлова может, по крайней мере, своей легкостью создать впечатление, что они дополняют друг друга. Когда они вместе танцевали в «Сильфидах», это было полное сопереживание, которое невозможно описать словами.

Дягилева после его возвращения чествовали праздниками, как никогда раньше. Субсидию, отнятую в предыдущем году, теперь навязали ему почти силой. Кшесинская часто приглашала его в свой дворец и совершенно ясно дала понять, что желает быть приглашенной в следующую поездку. Дягилеву официально сделали предложение будущей весной снова привезти балет в Париж, но не в Шатле, а в саму Оперу. Снова начались вечерние собрания в его доме, и в эту зиму были созданы незабываемые балеты «Карнавал» и «Шехерезада».

Фокин, которому, казалось, судьба определила всегда создавать его лучшие работы вне стен Мариинского театра, получил просьбу придумать танцы для бала. Журнал «Сатирикон» устраивал вечер в Зале Павловна[18], большом общественном зале для балов.