Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

«Суд окончился. Все решилось очень быстро, обошлись без адвоката. Я не был там, но слышал.

Каждые несколько часов я вижу, как она медленно проходит мимо узкого, длинного окна в камере смертников. Смерть тяжело налегла ей на плечи, но не думаю, что она боится. Один раз она остановилась и позвала меня. Я подошел к двери и, чтобы лучше слышать, открыл железное окошко для передачи пищи.

– Ходж, что в Городе?

– Хаос. Ритуалы вышли за все границы. Люди из официального сектора прорвались в Паутину и убивают Одноглазых. Ходят партиями, как на охоту, с газом и копьями. Ральф погиб. Я туда больше не хожу.

Ее лицо, прежде спокойное, исказилось.

– Ты можешь позвать сюда Паркса? – тихо спросила она.

– Не имею права. Но я позову его, капитан.

Паркс так спешил, что запыхался. Он все смотрел на меня, похоже, хотел, чтобы я вышел, но этого я сделать не мог. Наконец капитан велела ему говорить и добавила, что мне можно доверять. Он злобно взглянул на меня:

– Ему уже доверена ваша казнь.

– И в этом я ему тоже доверяю. Теперь говорите: как ребенок? Он в безопасности?

Паркс кивнул:

– Они прорвались было к нам, перебили много туб. Но после первого раза я сообразил, что делать. У нас появился союзник.

Лила непонимающе нахмурилась.

– После очередного налета на Паутину, когда убили Ральфа, ко мне на Рынок пришла Меррил. Она знает, что я им друг. И вот… мы тем же способом пересадили эмбрион ей. Она проносит его весь срок, а когда останется неделя или две, я его извлеку кесаревым сечением. Теперь он, так сказать, в движущемся сосуде. Эти идиоты могут перебить хоть все тубы – до ребенка им не добраться.

– Хорошо, – сказал я.

– Объясните мне, капитан: что значит этот ребенок? Он ведь особенный? Это как-то связано с тем, что случилось на „Сигме“?

– Да.

И она ему рассказала. Я мало что из этого понял. Было много научных слов, и в конце Паркс очень тихо, очень медленно проговорил:

– Значит, мы доберемся до звезд. Ребенка им не видать. Его вырастят выжившие Одноглазые. Меррил что-то такое и предполагала. Но я не понимал… – Он перебил себя: – Меррил плакала. Там, на Рынке, мы говорили о вашей казни, и она… и мы плакали.

Лила только крепко сжала край окошка, и желвачок дрогнул пару раз у нее на лице. Она сказала просто:

– Он должен выжить».

Последние две записи в дневнике Ходжа:

«Беспорядки растут, грозят докатиться даже сюда».

И:

«Сегодня в четыре пополудни казнена капитан Лила RT-875».

Джонини обернулся к сыну Разрушителя:

– Значит, ребенок выжил.

Мальчик кивнул:

– Когда я вырос, то сделал столько дублей, сколько нам захотелось, без родов и прочего.

– Ну, это объясняет твои штучки. Ты, как и твой отец, существуешь отчасти вне времени, отсюда и мерцание, и движение во временно́м стазисе. – Вдруг Джонини нахмурился. – Но он же обещал! Твой отец обещал ей, что вы достигнете звезд, войдете в контакт…

– Он не сказал когда. И ты разве не заберешь меня в университет, чтобы изучать?

– Конечно, но… – Джонини рассмеялся. – С твоим умением читать мысли ты можешь войти в контакт с любой расой. Плюс еще способность пребывать вне времени… Да это же величайшее антропологическое открытие со времен… не знаю, с каких времен!

Мальчик кивнул:

– Для этого мы и созданы. Мы можем передавать отцу любую информацию. Он ее обработает, и мы сообщим ее вам. Вы можете брать нас с собой, когда нужно войти в контакт, и мы все сделаем.

Джонини пришел в восторг:

– Он сделал даже больше, чем обещал! Ты наполовину человек, а говорить будешь не только за своих, но и за всех людей, за правнуков стопроцентной людской расы. И будешь кем-то вроде посредника для своего отца. Ты же всегда с ним связан, независимо от того, где вы находитесь?

Мальчик склонил голову набок:

– Отец и я – одно.

Вернувшись на крейсер, Джонини еще раз перечитал балладу о «Бете-2» и поразился тому, насколько все в ней теперь было понятно. В этих скупых строфах Лила, желавшая спасти свой народ, вставала перед ним так же явственно, как события его собственной жизни. Кто написал ее, эту балладу? Последний выживший Одноглазый? Или кто-то из официального сектора, в ком бессильное сочувствие обернулось творческой силой? Он уже продумывал, как использовать детей Разрушителя в своем исследовании кретонской цивилизации. Но сквозь расчеты и планы все пробивался, все звучал последний куплет гимна – ибо в каком-то смысле это был гимн:

Кровь, и огонь, и плоть на костях,
Камень и сталь – рассыпались в прах,
Самый Город канул во тьму.
Но она вернулась по слову своему.

Пересечение Эйнштейна

От переводчика