Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

Тема этой книги – миф. Автор примеряет мифы на своего героя и на себя, меняет их, сращивает, прислушивается к одним, изживает другие, обращается с ними то почтительно, то вольно (здесь даже цитаты из классиков нужно проверять на точность). Намеки, обманки, кодовые слова из очень старых историй сплетаются в историю новую. Нам остается только понять, что для автора одинаково мифологичны Орфей, Ринго Старр и Стар Антим из рассказа Т. Старджона, и – принять игру.

Чтобы не мешать читателю в поисках разгадок и новых загадок, большинство мифов, к которым отсылает Дилэни, коротко пересказаны в конце книги. А как ими распорядиться – пусть читатель решает сам.

О. Исаева

Посвящается Дону Уоллхайму, человеку, во всех смыслах ответственному перед тем и за то, что внутри, и Джеку Гоуну, ответственному за то, что снаружи.[21]

Он осветотеняет (тень-трансмуте́нь!) весь этот наш ощекотимый мир.

Джеймс Джойс. Поминки по Финнегану

Я не утверждаю, однако, что каждое заблуждение, каждое рассеяние ума следует толковать как безумие.

Эразм Роттердамский. Похвала глупости[22]

У моего мачете от рукояти до кончика клинка идет дырчатая трубка. Я дую в рукоять и клинком делаю музыку. Если закрыть все дырочки, то звук печальный, поверху гладкий, а внутри шершавый. Если открыть, он пляшет и свищет, и в глазах бликует солнце, как от воды или кореженого железа. Дырочек счетом двадцать. С тех пор как я начал играть, кто только не звал меня дураком и так далее, а вообще меня зовут Лоби.

Каков я с виду?

Уродец я с виду, и вечно улыбка до ушей. Здоровенный нос, серые глаза, рот широкий – все налеплено на мелкое бурое рыльце: лисице сгодится, а мне маловато. И еще волосы вокруг царапаются, как медная проволока. Раз в два месяца я их подрубаю мачете почти под корень. Только подрублю – опять оброс. Что странно, кстати: мне двадцать три, а бороды нет как нет. Фигурка у меня вроде кегли. Ляжки, икры, ступни как от мужика (или гориллы) в два раза меня выше, а я метр восемьдесят. И бедра под стать. В тот год, как мне родиться, много гермафродитов рождалось, и доктора думали – может быть, и я такой. Но я что-то сомневаюсь.

В общем, уродец, как и было сказано. На ногах у меня пальцы длиннющие, большой отстоит от других – ноги как руки. Но это как раз неплохо, я этими ногами спас Мелкого Йона.

Мы карабкались по Берилловому склону, оскользались там на стеклянных камнях. Йон сорвался и повис на одной руке. Я сам на двух висел, но обхватил его ногой за запястье и подтянул на выступ.

Тут Ло Кречет делает глубокомысленное лицо, скрещивает руки поверх кожаной рубахи и качает головой, так что борода мотается над жилистой шеей:

– А что, позвольте спросить, понадобилось на Берилловом склоне двум молодым Ло? Не учили вас не рисковать попусту? Рождаемость-то падает у нас, ох как падает. Не время сейчас молодым производителям по глупости ломать шею.

Ну, это Кречетов заскок. Ничего, конечно, не падает. Полных нормов меньше рождается, это да, а так-то детей много. Просто во времена Кречета нефункционалы – идиоты, дауны, кретины – сильно за половину переваливали. (Мы тогда еще не приспособились к вашим образам, но это побоку.) А теперь функционалов намного больше, чем остальных. Так что печалиться нечего.

А еще я препакостно грызу ногти – и на ногах тоже.

Вспомнил сейчас: я сижу на камне у Исходной пещеры, где ручей выбегает из темноты и светлым серпом врезается в рощу. Сижу я, а рядом паук-кровосос, с мой кулак размером, на солнышке греется, пузо у него торчит во все стороны, в пузе тикает пульс. Наверху листья в ладушки играют. И проходит Ла Напева. Через плечо торба с плодами, на бедре – сын. (Мы с ней раз сцепились: мой или нет. То все мое было: глазки, носик, ушки, то вдруг: «Он от Ло Добри, неужто не видишь? Вон какой сильный!» Потом мы оба влюбились в кого-то еще, а теперь снова друзья.) Напева морщит нос:

– Ну что ты такое делаешь, Лоби?

– А на что похоже? Ногти на ногах грызу.

– Красота. – Покачав головой, она уходит в лес, к деревне.

Но теперь я все больше сижу на Плоском камне, сплю, думаю, грызу ногти или точу мачете. Ла Уника говорит, имею право.