Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

– У нее все стадо как в ладошке было, – сказал я уже тише. – Ее звери слушались. Она опасное отводила, а красивое подманивала.

– Чушь, – буркнул Кречет, переступая промоину.

– Без звука, рукой не двинет – а козы идут, куда нам нужно.

– Ла Уники наслушался с ее фантазиями.

– Ничего не наслушался, а сам видел. Куда хотела, туда и посылала стадо, как тот камешек.

Ло Кречет собрался было ответить, но зацепился мыслью:

– Какой еще камешек?

– Который она тогда подняла и швырнула.

– Что за камешек, Лоби?

Я стал рассказывать…

– …Значит, и это тоже функционально, – закончил я. – Стадо-то у нее целехонькое ходило. Она бы и без меня всех коз уберегла.

– Себя вот не уберегла только.

Кречет зашагал дальше. Мы шли шепчущей долиной, молчали, и я все это обдумывал. Вдруг:

– Йяяяяяаа! – на три разных тона.

Кусты в клочья, и прямо на нас порскнули близняшки Блой. Один скакнул ко мне, и в руках у меня заколотился десятилетний рыжий псих.

– Спокойно, парень, – взрослым голосом сказал я.

– Ло Кречет, Лоби! Там…

– Полегче! – Я увернулся от локтя.

– …там – он! Копытами топает, камни лапищами цапает! – проверещал кто-то из Блоев на уровне моего бедра.

– Там – где? – вступил Кречет. – Что такое у вас стряслось?

– Там, у…

– …у старого дома, где у пещеры вход просел…

– …и вдруг: бык!

– Здоровенный. И сразу попер…

– …на старый дом…

– …а мы в доме играли…

– Так, тихо! – Я поставил Блоя-3 на землю. – Где это было?

Трое разом обернулись и ткнули пальцами в лес. Кречет снял с плеча арбалет:

– Все, ребятки, показали, теперь домой.

– Постой, – ухватил я за плечо Блоя-2. – Какого он размера-то, если точно?

Невнятное морганье.

– Ладно, чешите.

Тройняшки посмотрели на меня, на Кречета, на лес. И чесанули.

Не сговариваясь, мы двинулись через пролом в кустах, откуда вырвались ребята. Уже выходя на опушку, увидели доску – валялась на тропинке, расщепленная с одного конца. Переступили, развели сумаховые ветки, вышли.

А там таких досок расшвыряно без счета. В фундаменте брешь метра на полтора, из четырех опорных балок только одна ровно стоит.

Солома с крыши клочьями по двору. Когда-то давно Напева подсадила цветов в садик у старого дома с соломенной крышей, куда мы перебрались, чтоб быть подальше от деревни и всего, что в ней. Тут было так уютно и так… А живую изгородь она устроила из мохнатых рыжих цветов – знаете их, наверно?

Я остановился у раздвоенного следа, где лепестки и листья, втоптанные в глину, сложились в темную мандалу. Моя нога свободно поместилась в след. Несколько деревьев было вырвано с корнем, у других – обломаны верхушки.

Видно было, где он выскочил на опушку: кусты, лозы, листья в том месте будто рванулись вслед за ним. Куда ушел, тоже видно – там все провисло.

Ло Кречет подошел с развальцей, поигрывая арбалетом.

– Что-то ты, Кречет, бодр не по обстоятельствам. – Я оглядел раскуроченную опушку. – Зверюга, похоже, громадная.

Кречет наградил меня взглядом, блестящим, как кварц, и жестким, как хрящ:

– Не впервой со мной охотишься.

– Это верно. Если он только что Блоев спугнул, значит далеко не ушел?

Кречет зашагал туда, где провисали ветки.

Я поспешил следом.

Десять шагов прошли лесом – семь деревьев повалилось где-то. Три, пауза, еще четыре.

– Конечно, если он такой здоровый, то оторваться может быстро, – сказал я.

Еще три.

И рев.

Немузыкальный, железноватый звук, без страсти и злости, – просто шум, гонимый из легких, что будут побольше мехов плавильной печи. Долгий звук, а потом еще эхо в листьях, которые ветерок повернул изнанкой кверху.

Под пологом зелени и серебра мы снова двинулись чередой прохладных, неверных прогалин.

Шаг, выдох, шаг.

Потом слева, в деревьях…

Он высигнул, обдав нас тенью, обломками веток, зеленой рванью. Крутанул крестцом: переднюю ногу выставил тут, заднюю упер вон где – на том конце прогалины. Глянул на нас сверху карим глазом с кровяным белком и густой перламутровой слизью в уголке. Яблоко глазное с мою голову, наверное.

Из черных влажных ноздрей – пар.

Благородный зверь, ничего не скажешь.

Потом он мотнул головой, сшибая сучья, и присел на карачки, ткнув в землю кулаки – у него вместо передних копыт были кисти с мохнатыми ороговелыми пальцами, каждый палец толщиной в мою руку. Взревел, вскинулся на дыбки и рванул прочь.

Кречет выстрелил. Стрела, как штопальная игла, ткнулась меж ребер, похожих на бревна. Зверь уходил, круша лес.

Я отодрал спину от кусачего дерева, в которое только что вжался.

– Вперед! – грянул Кречет, уносясь в погоню за рукастым быком.

И я побежал за безумным стариком убивать зверя. Мы пролезли в трещину в скале, раздвоенной ударом (она была еще целая в последний раз, что я бродил тут среди деревьев, – вечер был весь из ветерков и солнечных крапин, и Фризина рука у меня в руке, на плече, на щеке). Я спрыгнул вниз, на кирпичи, подернутые сухой щетиной мха. В лесу кое-где идут такие кирпичные дорожки. Мы побежали дальше и…