Оказалось, что и здесь, на этих центральных, но не главных, была своя параллельная жизнь, в которую она угодила. Свои шутки и герои, свои привычки, размеренность. В выходные здесь ни души, и время тоже стоит. В разрез со свежим ветерком, с острым предчувствием лета. В гастрономе услышала, как заведующая с крупными бусами на груди негромко сказала Олегу: а то заходи когда… И он порозовел. Скорее всего, еще не ходил.
Воскресным вечером она вернулась на Охту. От остановки к дому шла с бьющимся сердцем. С нарочной деловитостью, стремительно, не глядя по сторонам. Но весь этот полет не пригодился — никаких следов Митиного присутствия. В квартире бабка сразу с размаху принялась захлопывать все двери — типа, в выходные жили настежь, одной семьей. При этом она что-то злобно выкрикивала уже из-за дверей, проклинала, материлась. Выпила, должно быть.
У Важенки вдруг кончились силы делать вид, что ей плевать на ее выходки и на прочую высокую муть. С закипающей яростью сжала кулаки, сделала шаг к бабкиной двери, но внезапно ей стало плохо. Еле добежала до горшка.
Она лежала мокрая, дрожащая в постели, когда зазвонил телефон. Бабка стукнула кулаком в дверь:
— Ира, тебя! — Удаляясь, снова разразилась проклятиями. — Сука какая! Ведь не было же все выходные, и как хорошо! Дышать хоть можно было. Нет ведь, вернулась, здравствуй, жопа, Новый год! И мужики, главное, сразу названивают…
Взяла трубку, ни во что не веря.
— Это бабушка так, что ли? — спросил Митя, которому она много рассказывала о Зинаиде Леонидовне.
— Ну да, — почти равнодушно отозвалась Важенка.
— Прости меня, пожалуйста, совсем не мог в пятницу, вот никак, — помолчав, сказал он. — А еще я чуть с ума не сошел за эти два дня без тебя. Приходи к нам сейчас. Я выбежал в булочную, скажу, что встретил тебя и позвал в гости. Пожалуйста, Важенка!
Глава 9.
Новая жизнь
Он смотрел с балкона на арку, ожидая, что оттуда вот-вот появится она. Курил, щурился презрительно, словно Важенка уже была здесь, смеялась напротив, вертлявая выскочка. Ну и где же ты, актриса больших и малых. Балкон парил в майском небе. Снизу долетали звуки доминошных костяшек, а откуда-то из окон справа знакомый вальсок.
Он их видел. Прямо на следующий вечер. После работы сошел с 22-го раньше, на ее остановке. Наломал в чужом палисаднике черемухи, тетка на первом этаже истерично заметалась в окне, дергала шпингалеты, орала там за стеклами. Он удрал, смеясь. Так и шагнул за угол с улыбкой на лице. Почти сразу увидел Митькину машину. Замер настороженно: не очень хотелось, чтобы увидели его с букетом здесь, у ее дверей. Скажут, запал. А он — да, запал.
Из подъезда вышла Важенка, села в Митькину машину. И они уехали. А он остался на углу. С охапкой черемухи, огромный, растерянный. У нее всегда разные лица, он не запомнил ее лицо. Такие неустойчивые черты.
По дороге домой шаг за шагом восстанавливал вчерашнюю ночь. Эта детка развела его как лоха. Выманила все сведения, все, что ей было нужно про ребят, все детали с голубой каемочкой. Никитин остановился. А как искусно прикидывалась, что и не слушает вовсе, и как бы вскользь о Лилином длинном отпуске, и черемуху давайте понюхаем, ах, смотрите, розовые крыши, редкий час!
Ну все, девочка, ты доигралась! Со всего маха кулаком по фонарному столбу.
Потер руку.
Чего же она доигралась-то, если Митька и Лиля расстались… Объявили, что расстались.
И все равно это было странное открытие, болезненное не только для него. И если правильно разыграть эту карту… Никитин упал на лавочку в сквере и закурил.
Митька в девятом пропал на неделю. Исчез под самые майские. Кто-то видел его в центре с улыбчивой баскетболисткой Пановой, ходили в одну секцию. Лиля позвала весь класс к себе, предки на даче. Веселенькая такая, в белой рубашке, розовый блеск на губах. Все удивлялись, почему ты в белом, только комсомольского значка не хватает. А Никитину хорошо, понравилось. От нее пахло бельем с мороза, нежно-голубым, она сказала, “Эсте Лаудер”, белый лен.
В окна солнце, и птицы орут, первая зелень не перебивает пыль. Ленечка блевал уже через два часа. Никитин крутанул на желтом покоцанном паркете бутылочку и вел ее мысленно, вел к Лилиным капроновым коленкам, все сидели полукругом на полу, в широких солнечных полосах. Ни на что не рассчитывал. Так, постоять, помолчать, кривовато улыбаясь, в родительской спальне, куда уходили все пары с фантами, от натянутых покрывал кидало в жар. Просто сам факт. Он и она в спальне.
Фанты никто не соблюдал, в спальню ходили парами и через минуты три назад. Типа, поцеловались уже, разделись или три вопроса, надо откровенно, кому что выпадало.
Ни на что не рассчитывал. Лиля сама расстегнула юбку, и та с шорохом опала на паркет, задрала рубашку, смотрела ему в глаза, что же ты стоишь, прошептала. Им выпал “поцелуй в живот”. Его чуть не разорвало тогда, кровь стучала даже в глазах. Странная такая. Задумала, главное, грех, измену, свою тайную, другую жизнь — против родителей? Митьки? против него? Ничего не понял.