Кормила Гену, сама голодаю. Но съели с ним по ягодке чёрной смородины – из… своего сада! Гена переживает, жалуется: «Что это Москомзем со мной вытворяет?» (Там никак не могут решить вопрос с налогом на наш двор). Гена соскучился, нежный ко мне, но меня никак не покидал какой-то транс. Вскоре я разгадала причину – всё это из-за «Коммуналки». Как только он убрал фигуру милиционера посередине картины, так она стала (по-моему) какой-то чернухой, какой-то человеческой клоакой. И как только Гена не понимает, что нельзя мешать всё в кучу: и смерть, и споры-крики, и драку… Нужен барьер – им был милиционер. Теперь же получился чистый, не прикрытый никаким сюжетом эпатаж зрителя. А до этого я радовалась, что картина получается.
Я варила горох, вермишель, готовила печёнку. Но на душе было тяжко, всплыли в памяти прежние такие же периоды, когда Гена на моих глазах портил свои картины – и «Бред преследования», и портрет моей мамы… (Правда, потом он их выправлял и оказывался в итоге прав.) Значит, надо и теперешний момент пережить…
Пошла к Гене в зал объясняться. Всё спокойно сказала. Но он объясняет всё по-своему, мол, милиционер посреди картины вызывает намёк на репрессии, а этого делать нельзя. Говорит мне: «Ты ещё не видишь картину в целом, а я вижу. Тут ещё нет скульптурки Будды, ещё будет акцент на иконе, на людях, которые смотрят на труп…» Гена хотел было посадить меня позировать, но я психанула: «Не могу, не могу…» – и ушла на кухню. Гена за мной следом – и жёстко заявляет: «Сваришь суп – и уезжай. Я не могу работать в такой обстановке…»
Я в 6 часов вечера села поработать за свой письменный стол, но душа болит, пошла к Гене, согласилась позировать. Он надел на меня зимнее пальто, я сидя позировала жильца-еврея, собравшегося уезжать, Гена рисовал чемодан и шляпу. Потом в этой позе я читала старый журнал «Вокруг света». Постепенно ощущала знакомую отстранённость состояния из-за голодания. Позировала до 9-го часа вечера. Звонила тётя Нюра Фатина, у неё сегодня утром было плохо с сердцем.
В 9 вечера мы с Геной и Мартой пошли на откос к Андроникову монастырю. Я умудрилась как-то упасть у здания суда – разбила левое колено и поцарапала ладонь. Сначала было всё больно, тяжело, даже слегка тошнило – потом притерпелась. Смотрели закат. Много гуляющих. Марта бегала кругами, жевала травку, валялась на травке, но прибегала, прижималась к нам, пряталась от встречных собак всех мастей. Гена любовался чистыми белыми стенами монастыря. Я вспоминала свою далёкую жизнь в Горьком, когда я снимала угол в комнате в старинном доме на откосе напротив нижегородского кремля… В общем, вполне тургеневский вечер (если бы я не навернулась).
Вернулись в мастерскую в 11-м часу вечера. Гена подметал у фасада. Я кормила его, кормила Марту и Ваську. Потом в 12-м часу занялась записями, но сначала печатала доверенность на Гену в «Инкомбанк». Гена смотрел телевизор, звонил Шульпину. Марта устала от прогулки, совсем не лаяла. Я легла в 3-м часу. Гена ещё ждал по телевизору какое-то кино.
Примечания о людях, упоминаемых в тексте
Приступая к составлению примечаний к основному тексту, я понимала, что этот необходимый раздел дорог мне тем, что даёт возможность с благодарностью вспомнить некоторых друзей и знакомых, с которыми мы соприкасались в описываемый период. Большинство из них уже отошли в мир иной. Но их образы для меня навсегда окутаны дымкой тёплой светлой грусти по той удивительной поре…
Алик Парамонов
– оригинальный живописец, искал новые приёмы выразительности. Муж Гали Котельниковой, подруги Геннадия со времён художественной школы. Бывал у нас в гостях.Ананьев Слава
– талантливый поэт, посвятивший Геннадию прекрасное стихотворение «Валаамский гость». С середины 80-х часто нас посещал, помогал, позировал, любил поспорить. Сейчас живёт в Саратове.Ардимасов Олег Иванович
– живописец, профессор института им. Сурикова. Имел мастерскую в соседнем доме (со стороны двора).Басилова Алёна
– подруга и кумир моей молодости. Душа московской богемы 60-х. Поэт-смогист.Беслик Саша
– книжный график. Поклонник творчества Геннадия.Борис Пархунов
– живописец, одноклассник Геннадия в МСХШ и однокурсник в Суриковском институте.Бочаров Коля
– живописец, приятель, учился и в МСХШ, и в Суриковском институте на два года младше Гены. Оля – его жена.Валя Попова
– племянница тёти Фени. (Добрый ангел тётя Феня опекала Геннадия и помогала ему со школьных лет до самой своей смерти в 1977 году.) С начитанной и широкообразованной Валей я любила подолгу разговаривать по телефону на разные темы.