Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

И вот уже и привычные просторы ВДНХ – здесь мокрый ветер обрушивается с новой силой на мой слабенький зонт. Из репродуктора доносится романс «Я вас любить, конечно, не могу…». Почему я всегда с интересом сюда приезжаю? Мне кажется, нигде новая жизнь так ярко не накладывается на старую, как здесь. Реклама и торговля, торговля и реклама – большая современная индустрия продаж вытеснила прошлые достижения металлургии, земледелия, науки, культуры… Анахронизмом выглядит огромная скульптура Ленина с протянутой рукой. Золотые фигуры фонтана «Дружба народов» кажутся мистическими и зловещими.

Купила мёд в две банки – липу с малиной и облепиху с донником. На обратном пути у метро два омоновца обыскивали двух негров. И опять у входа суют листовки «За Ельцина». Агитация за Ельцина буквально повсюду, раздражает. Поехала на метро до «Белорусской». Там у моста купила творог. И потом домой – на Ленинградский (как и советовал мне Гена).

Тележка вся мокрая. От голодания побаливает голова. Звонила Гене на Таганку – его долго не было. Оказывается, прямо в дождь он чинил крышу веранды у дерева в углу (чтобы не текло). Я дома включила 3-программный приёмник. И опять услышала: «…жертв политических репрессий… достаточно знать историю, чтобы не повторилось прошлое…» Заработали мысли: бесконечно пичкают «тяжёлым прошлым» для контраста с «современной свободой». Конечно, может, и страшно в прошлом «молчание ягнят» – ну а разве теперь их нет, молчащих… погружённых в панику и отчаяние? И эти размалёванные, наглые, истеричные и всякие другие эпатирующие лица с нравоучениями, своими кодексами, своей хитро извращённой моралью, выворачивающие свою душу на экранах ТВ, в газетах… да что говорить. Иногда ощущаю какой-то синдром подавленности, одиночества (хотя конкретно никто бы не обрадовал ни своим приходом, ни звонком). Просто так… мысли мучают. Столешников вспоминается – с сутолокой и многолюдьем в мастерской. Да и выход Гены на «общественную сцену» тогда постоянно «делал волну». А теперь он занят ремонтом, домом, садом… и уже давно «молчит по-большому». Интерес к нему исчезает, затухают связи (особенно если полистать телефонную книгу). Может, я и ошибаюсь… (Гена любит говорить, что у меня «катастрофичность сознания».)

Я звонила Вале Поповой, обсудили глобальные события, у неё ещё и свои переживания – ей на автобусной остановке сегодня кто-то буркнул: «Старуха, а наряжается в плиссировку…» Во мне зашевелились воспоминания, захотелось узнать о новой жизни прежних близких подруг по работе. Дозвонилась Вале Трушиной, работали вместе в вычислительном центре лет 6–7 назад и не перезванивались уже года три. Обрадовались обе, долго болтали. Материально у неё хорошо: она работает в буфете в клинике неврозов им. Соловьёва. Дочка Танька вышла замуж, получает 600 долларов в швейцарской фирме. Но Валя осталась русофилкой, будет голосовать за Лебедя. Ещё позвонила Агаповой, она тоже рада, удивилась моему звонку. Своего брата-пьяницу она похоронила год назад, осталась одна. Вспоминали с ней наши старые политические дебаты на работе. Теперь она хочет голосовать за коммунистов.

В общем, как-то постепенно настроение у меня уравновесилось, перестала болеть голова. Решила даже голодать ещё 4 дня. Принялась за стирку. Телевизор наш не показывает – сплошные полосы. Слушала радио «Свобода». Легла около двух часов. Читала Надежду Мандельштам. Уснула в 5-м часу утра.

Гена ходил к Суриковскому институту, вырыл там дикие ромашки и траву-мураву. Принёс, посадил их в саду на клумбе. Потом весь вечер смотрел телевизор. Я звонила ему, а он: «Поговори с Васькой» – и Васька мне прямо в трубку мяукает. Слышит меня и мяукает – чудо-кот!

30 июня. Воскресенье

Ночевала дома. Вечером стирала, уснула в 5-м часу, но встала сегодня в 11:35 бодрая. Вчера голодала, решила голодать и сегодня. Гладила Гене брюки, рубашку, поливала цветы… Звонила Гене в мастерскую на Таганку, он ещё валялся в кровати, лёг вчера в 4 ночи. Я уехала на Таганку в 1.30 дня, в тележке две банки мёда, резиновые сапоги, творог и проч.

В мастерскую пришла в начале 3-го часа. Опять почувствовала какую-то подавленность, даже и не понимала отчего. Гена в зале, у картины. Сказал, что уже звонил сегодня Шульпину, поругались из-за Лебедя (Гена против всяких запретов на другие религии, Шульпин – лишь за национальное православие). Ещё Гена увидел в проулке обломанные ветки и листья нашей большой цветущей липы. Видимо, кто-то с той стороны забора с машины ломал ветки, которые висели над проулком. Я сходила, посмотрела – мелкие веточки и листья валялись в проулке до самых дверей соседской стройконторы.